– Да, дела…

Впрочем, пешки оказалось мало, потому что через крохотную паузу возник новый вопрос:

– Было больно?

– М?

– Он сделал тебе больно, да?

Пожалуй, стоит выпить ещё.

– Ты ведь не жил в его семье. То есть жил, но не в семье, а как… Конечно, от тебя надо было избавиться к совершеннолетию!

– Эста.

– Чего?

– Твоё воображение…

И зачем я пытаюсь подбирать слова? Бесполезно ведь. Напрасный труд. Наверное, привычка, оставшаяся от прошлой жизни. Ну ничего, пройдет. Когда-нибудь.

– Слишком живое оно у тебя.

– Отсюда и все эти манеры, поведение, знания… Учителей приводили дом? Тайно, чтобы они даже не знали, кого учат?

Впору докатать бутылку в одно лицо и посылать за следующей.

И откуда Норьега берет все свои конспиративные теории? На работе от безделья листает бульварную прессу, что ли? И ведь объясняй, не объясняй – все едино. Мы могли видеться раньше. Вполне могли. Только он ни за что не вспомнит. И снимки в газетах, вытравленные из архивных материалов, ничего не решили бы, даже если бы сохранились в первозданном виде. Усилили бы подозрения, самое малое.

– Эста, можно, теперь я спрошу?

– А? О чем?

– Ты шел на назначенную встречу не просто так. С целью. Какой?

Он потер лоб над правой бровью.

– Я хотел сказать. Обо всем, что происходит. И о том, чего нет.