Однако никакое количество фруктов не может скрыть пустующее место справа от губернатора. Он поворачивается, чтобы что-то прошептать Сыкоу Дуню, и мне не нужно читать по его губам, чтобы понять, о чем он, должно быть, спрашивает:

Где твой брат?

Именно сейчас? Должен прибыть с минуты на минуту.

Сыкоу Дунь, конечно, этого не знает, и его лицо темнеет от вопроса Синь Гуна. К моему возвращению прошлой ночью слуги бормотали о том, что он перевернул каждый дюйм кабинета Сыкоу Хая. Он бы опрокинул и самого Сыкоу Хая, если бы тот присутствовал при этом. Когда я позже проверила кабинет, пояс с именами исчез, а сегодня утром Сыкоу Дунь якобы приказал слуге попробовать все, что готовится на кухне.

Но яда нет в еде или питье. Нечестную игру в таком ключе слишком легко повесить на Жэнь. Яд есть – и всегда был – в сознании Сыкоу Дуня. Все, что я сделала, это пустила его по венам, показав ему воинов, которые следуют за братом, которого он считает вторым сортом, многих предполагаемых союзников, которые перешли на другую сторону. Такой воин, как он, не потерпит пренебрежения.

В конце концов Синь Гун перестает ждать Сыкоу Хая и встает, обращаясь к своим собравшимся вассалам:

– Добро пожаловать! Добро пожаловать! Еще год, еще несколько седых волос…

Я хватаю секиру Лотос и осматриваю шатер. Все еще нет Сыкоу Хая. На рассвете я отправила Турмалин проведать его. Судя по ее отчету, он уже на подходе.

Ну же. Капля дождя падает мне на нос. Если я смогла превзойти Миазму, ты сможешь прийти на этот праздник вовремя.

– …Но дары жизни улучшаются с возрастом, и я не могу придумать лучшего подарка, чем союз молодой пары. Этот тост за них. За семью и за наших почетных гостей…

В задней части шатра ощущается какое-то движение. Голоса повышаются. Синь Гун прекращает свою речь, и кубки опускаются, когда все поворачиваются, чтобы посмотреть на последнего гостя, опоздавшего на пир.

Наконец-то.

Сыкоу Хай, пошатываясь, идет по павильону. На его обувь налипла грязь. К подолу его одежды прилипли гнилые листья. Он оступается, когда почти добирается до сцены, и слуги спасают его от преждевременного падения. Пока они держат его в вертикальном положении, его взгляд дико перебегает с одного лица на другое.

Неизбежно он обращается ко мне.

Его глаза загораются. Он направляется в мою сторону, но так и не достигает меня.

– Прочь с дороги, – рявкает он, когда Сыкоу Дунь преграждает ему путь, тыкая рукой в грудь своего худого брата. – Нам нужно обсудить дело.