– Я хочу сказать, что от них так и подмывает избавиться. Ваше высокомерие, претензии, вся ваша история, так называемый еврейский юмор… Все в вас для меня невыносимо! Короче. Я очутилась в шкуре немецкого офицера в разгар Второй мировой войны. Форма мне очень шла… Я звалась полковником Куртом Хорниссе. Я наткнулась на пророчество в варшавском гетто, после его ликвидации. Это был вариант на иврите. К огромному моему разочарованию, текст был зашифрован, а ключа я так и не нашла.

– Книга осталась в архиве гестапо в Берлине… – напоминает Рене.

– Полковник Курт Хорниссе погиб в 1945 году, его застрелили русские солдаты. У меня не получилось быстро продолжить миссию моей души. В этом недостаток реинкарнаций: всегда существует латентный период между моментом смерти и моментом следующего осознания себя и начала активности.

– Может быть, латентный период – это молодость? – подсказывает Менелик.

– Напрасная трата времени – вот что это такое! Меня бы больше устроило умирать взрослой и возрождаться тоже взрослой, чтобы продолжать миссию души с прерванного места, используя все свои физические и умственные способности! Моему сознанию пришлось дожидаться лучшей жизни для продолжения. Это оказалась… я, ученая-энтомолог, президент главного французского института, занимающегося природными экосистемами.

– Все эти реинкарнации – и вот такой итог… – философствует, а на самом деле иронизирует Александр.

– Я не отдавала себе отчета во всем этом, пока не встретила на вашем представлении вас, Рене. Там я увидела одну из своих прошлых жизней, а также… будущее. Вы же знаете закон квантовой физики: сам факт наблюдения меняет объект наблюдения.

– Доказательством этого служит опыт с котом Шредингера, – поддакивает Рене.

– Лучше не скажешь! Увидев будущее, я кое-что изменила в древе жизни. Никому нельзя заглядывать в будущее! Когда я обогатилась этим опытом, во мне стало нарастать неумолимое желание действовать во имя лучшего будущего.

– Будущее, в котором война истребит большую часть человечества?

– Там видно будет, – уклончиво отвечает Веспа.

Она снимает со стены еще одну шпагу, длиннее прежней, и продолжает:

– Поразительно вот что: умение совершать мысленные путешествия во времени позволяет выбирать тот или иной путь развития. – Она смотрит на часы. – Почему Оделия никак не возвращается?

В следующую секунду израильтянка входит в кабинет.

– Давай сюда матку! – требует Веспа. – Я сразу их отпущу.

Оделия открывает жестяной коробок и достает оранжевый камешек – затвердевший кусок воска с пчелиной маткой внутри. Веспа, держа в одной руке револьвер, берет другой рукой священную реликвию – спящую уже девятьсот лет в прозрачной капсуле пчелиную матку. Она подносит ее к глазам, завороженная ее красотой.