Горохов только плечами пожал.

– Он говорит, что ты стреляешь часто, – прорычал Папа, на сей раз он всё-таки отпил из своего огромного стакана.

– Сколопендры одолели, их на участке просто тьма, вчера, кажется, последнюю убил.

– Сколопендры? – на сей раз Папа обращался к нюхачу.

– Воняет, – коротко подтвердил тот, ещё и кивнув при этом.

– А чем болел, что лечил лекарствами? – интересовался папаша.

– Да подцепил клеща по глупости, – пояснил инженер, – два дня с температурой провалялся, пил всё, что было. Про другие лекарства не помню. Ну, витамины ещё.

– Резкий запах, – орёт нюхач, – пусть скажет! Химия, пахнет химией!

«Неужели он чувствует запах вещества из герметичного баллона? Это нереально, стыки вентиля и он сам ещё и залакированы».

– На буровой много химикатов, растворители, смазки, краска есть, – поясняет Горохов.

– Нет! – орёт человек-ноздри.

– Может, это запах взрывчатки? У нас есть взрывчатка, в горном деле она часто бывает нужна.

– Нет, это не тот запах!

– Ну, тогда я не знаю, – инженер пожал плечами.

Это уродливое существо, кажется, не знало, что ещё сказать, оно стало подскуливать, хлюпать своим вывернутым носом и ежиться от холода. Папаша своей огромной ручищей делает ему знак: убирайся. Нюхач тут же уходит.

А Папа, скривившись в непонятной для инженера гримасе, произносит:

– Значит, трёшься… Об нашу Людмилу.

Горохов не отвечает. Отрицать, судя по всему, бессмысленно, Дулин верит нюхачу, ну а как ему не верить, если он такие фокусы демонстрирует, Горохов и сам бы ему верил, но и соглашаться нельзя. Так что лучше молчать. А Дулин продолжает:

– А откуда ты её знаешь?

«Эх, нужно было согласовать с Люсичкой ответы. Но теперь-то нет смысла сокрушаться, нужно уменьшать варианты разногласий, если вдруг и её будут допрашивать».