Его запах изменился, и я поняла, что угадала.

– Иначе вы бы знали наверняка. Ведь если бы захотели – давно могли бы получить мою кровь для исследования. Но вы не знаете. Может, я не Марилла… а один из тех надмагов, которых вы погубили? Что, если так? Однажды… Однажды мне казалось, что звезды говорили со мной. – Словно кто-то другой, отчаянный и оттого жестокий, вселился в меня, как тогда, в Летучей Гавани. Я наклонилась к столу, вдыхая запах Вайса – запах чернил и бумаги, волнения и боли. – Я скажу вам, что тогда будет. Я все вспомню и убью вас – быстрее, чем вы успеете что-то сделать.

Лицо Джонована Вайса оставалось непроницаемым.

– Что ж, – медленно сказал он. – Я рискну, пожалуй. Возможно, выпив это средство, ты забудешь обо всем, что успела узнать, будучи пустой. Я не хочу лгать… Быть может, чтобы заново родилась Марилла, пустой придется умереть. Что до звезд – в моей дочери тоже могла пробудиться надмагия. Если ты вдруг окажешься тем надмагом – сомневаюсь, что ты будешь быстрее меня. Я давно коплю силы, и тебе меня не одолеть. Но… – В его глазах появились прежние отчаяние и жажда. – Я в это не верю. Марилла… Я чувствую, что ты – Марилла. Я почувствовал это, когда ты в первый раз переступила порог особняка. То, как ты слушала меня, то, как смотрела, даже то, как ела… Я знаю, что это ты, ты моя… моя девочка.

От боли, которую я услышала в его словах, у меня закружилась голова. Вдруг мне захотелось вскричать «Папа! Папочка!» – и упасть в его объятия.

Как и ему – мне захотелось поверить.

Но вместо этого я с усилием произнесла:

– Все это… самообман. Я наверняка не единственная… юная пустая на свете. Но даже если вы угадали… как в той старой истории… из Крылатой книги.

Что бы посоветовал мне Сорока или Никто? Никто из них не доверял Крылатой книге.

– …Я ведь могу и не забыть вашу историю. Вы сами только что говорили, что не знаете наверняка.

– Верно. Именно поэтому я и рассказал тебе все. Ты вспомнишь ее. Веллиану. Свою маму. Вспомнишь, как она пела тебе…

– Пожалуйста, перестаньте, – но я сказала это так тихо, что он не услышал – или сделал вид, что не услышал.

– …Как она купала тебя. Как читала тебе… Как любила тебя. И как ее забрала страшная, глупая, несправедливая смерть. Ты вспомнишь все – ее, меня, себя… И ты простишь то, что я сделал. Более того – ты примешь это. Ради нее. Ради того, чтобы новый мир принадлежал мне и тебе – ее дочери. Мир без войн, насилия, жестокости…

– Если вам не нравится насилие – отпустите Сороку. Он мой друг.

Вайс покачал головой.

– Прости, не могу. Пока не могу. Слишком многое поставлено на карту.