Ничто больше не имело значения, кроме выбора, который мне предстояло сделать, – даже собственное тело было как будто чужим.

Я вышла к тракту, ведущему прочь от Уондерсмина, тому самому тракту, что привел меня сюда в компании Сороки, и обернулась. Город утопал в ночных огнях и был похож на драгоценную игрушку – игрушку для очень богатой девочки. Я снова повернулась к нему спиной и осторожно ступила за пределы круга света – туда, где и было место таким, как я; в царство шорохов и звуков, полумрака и ночи.

Я шла по обочине, держась подальше от света редких фонарей. Они, я знала, уже совсем скоро перестанут попадаться, своим исчезновением проводя границу, за которой начиналась территория, где каждый путник был сам за себя.

Никто за мной не шел – неужели Слепой Судья был настолько уверен, что мне некуда от него деться? Он хорошо успел узнать меня. Я больше не трогала пузырек с лекарством поминутно, но он, казалось, прожигал карман и жаром впивался в кожу.

В нем была моя жизнь – но, чтобы вернуть ее, я должна была пожертвовать этой? Или нет. Вайс сам сказал, что не знает наверняка.

Что, если он меня обманывал? Специально напускал туману, чтобы сбить меня с толку. Возможно, он был уверен: выпив из пузырька, я тут же забуду все, о чем он мне рассказал, и превращусь либо в безвредного для него случайного человека, либо в надмага, с которым он с легкостью расправится, либо в его любимую дочку, которая кинется обратно по дороге, ведущей в Уондерсмин, быстрее горного ветерка.

А может, он не врал. Может, и вправду хотел дать мне право выбрать самой… И верил в то, что говорил.

Если бы я была героиней романа или одной из удивительных историй Крылатой книги, правдивых или нет, – я бы, наверное, окольными путями вернулась в Уондерсмин и искала способы вызволить Сороку и его людей. Но жизнь была совсем не похожа на историю из книги. В столице у меня теперь не было ни друзей, ни помощи… А даже если бы и были – как я могла подвергать их опасности?

Я шагала, задумавшись, уже довольно долго, когда у меня за спиной вдруг раздался негромкий протяжный скрип. Я обернулась и увидела повозку, запряженную невысокой вороной лошадкой с длинной гривой. От ноздрей лошадки в воздух поднимался пар, и, только увидев его, я поняла, что уже давно начала замерзать. На козлах сидел закутанный в плащ человек, чьего лица под капюшоном было не разглядеть.

Все это казалось каким-то нереальным – и впечатление усиливалось тем, что я понятия не имела, как повозке удалось незаметно подъехать ко мне со спины, до последнего не выдав свое присутствие ни звуком, ни запахом. Вот в чем заключалась странность, которую мне не сразу удалось осознать, – ни от лошади, ни от повозки, ни от всадника ничем не пахло, хотя они должны были бы источать добрую сотню ароматов.