На Монако, правда, мы плавали все вместе, организованно, и провели там несколько действительно замечательных часов, купаясь и в чаше при гейзерах, и в холодных прибрежных водах. На последнее отважились немногие, но Конрад выступил заводилой и в итоге кое-кто последовал его лихому примеру. Думаю, он хотел удивить Фриану, однако гораздо больше удивился сам, когда девушка совершенно спокойно искупалась в том, что любой итальянец и не только воспринял бы как «ледяную воду». Похоже, он забыл, где она родилась и выросла. Я не большой любитель холода и мурашек, поэтому мы с Ингрид за ними даже не пошли, а остались лежать в приятной теплоте бассейна и считать зажигавшиеся одну за другой звёзды.

Зато Конрад и вправду оказался головастым мотористом. В том смысле, что без какой-либо подготовки освоил управление паромом и с наслаждением простоял у штурвала всю дорогу в оба конца. Когда мы сошли на берег и отправились в нашу таверну подкрепляться, он стал восторженно мечтать о том, как построит себе небольшую и скороходную яхту, приладит к ней мотор, и раз уж нельзя пользоваться автомобилем, будет рассекать на ней океанские волны. Лишь бы куда-то двигаться и двигаться быстро. Тут я напомнил ему о его договорённости с Пааво, у которого он должен был до конца уже этой недели забрать груду металла под названием «Порше». Конрад стукнул себя кулаком по лбу, погрозил ничего не понимавшей Фриане пальцем и сказал, что это она виновата в охватившем его склерозе. Он, действительно, забыл о данном Пааво обещании, а я ну просто умница, что не позволил забыть окончательно. Обе наши спутницы даже на родном языке не сразу поняли, о чём идёт речь, а когда поняли, Фриана по-детски обрадовалась, а Ингрид по-взрослому промолчала и только посмотрела на меня сочувственно. Она знала, что ни к чему путёвому эта затея не приведёт.

Как я впоследствии убедился, Фриана своим присутствием отвлекла Конрада не только от мыслей об автомобиле. На время он превратился в затворника, проводя вместе с ней долгие часы в доме дяди. Когда мы встречались, вид он имел несколько шальной, а я всё ждал, когда же он сам заведёт разговор на интересовавшую нас обоих тему и поделится находками из похищенной у старухи тетради. Но нет, Конрад как будто совершенно перестал ею интересоваться, а когда я один раз всё же решился ему напомнить, сказал, что никуда она не денется. Я его, конечно же, понимал, однако считал, что и он должен меня понять.

Туристы наши, в конце концов, благополучно уехали. Все, кроме Роналда Тодда, который накануне сказал, что опередит нас и самостоятельно переберётся в Окибар, чтобы успеть там сделать кое-какие дела до отплытия, однако в порт он так и не явился, и корабль отчалил без него. Мы с Конрадом решили не волноваться, потому что ничего страшного и в самом деле не произошло: ну опоздал, ну передумал, ну перекантуется где-нибудь недельку и сядет на другое судно – не велика беда. Роналд всегда вёл себя довольно странно, так что переживать за него, а тем более пускаться на его поиски никому совершенно не хотелось. Проводив основную группу, мы с почти чистой совестью вернулись в деревню. Оттуда Конрад буквально на следующий день, прихватив с собой Фриану, отправился к Пааво вызволять свой несчастный Порше. Воспользовавшись моментом, я попросил его оставить мне на хранение тетрадь Уитни, чтобы попытаться проникнуть в суть там написанного. Он, поразмыслив, оставил. Между тем в Окибаре были проявлены мои плёнки и отпечатаны фотографии нашей поездки, среди которых были и страницы из книги Элинор.