– Я собираюсь туда съездить, посмотреть. Прокатимся?

Последнее время отец всё чаще замыкался в своих повседневных делах, так что это был неплохой повод наверстать упущенное и пообщаться дорогой. Ингрид это тоже почувствовала и не стала напрашиваться в попутчицы. Книжку с рисунками я оставил ей, строго предупредив, чтобы она была аккуратна с ней и осторожна вообще. Уитни с её напарницей представлялись мне ничуть не менее опасными, чем люди в сером.

Путь нам предстоял неблизкий, поэтому отец не стал мучить своих лошадок всякими телегами, а оседлал Дари и Нурика, и мы отправились короткой дорогой через лес верхом. Признаться, верховая езда всегда давалась мне с некоторым трудом, отец об этом знал, но тем упорнее настаивал на том, чтобы я ею с детства не пренебрегал и учился. Со временем я свыкся, хотя никогда особого удовольствия от безконечного подпрыгивания в такт лошадиному бегу не получал. Да и переговариваться на скаку было чертовски неудобно. В молчаливом галопе по просекам прошло не меньше часа, когда отец, пустив Дари неспешной рысцой, выждал, пока я поравняюсь с ним, и поинтересовался, как у меня идут дела. Не в смысле расхожего «Как дела?», которое у нас тоже всё чаще стало использоваться в роли ничего не значащего приветствия, а в смысле «Что происходит?». Я обрадовался возможности провести несколько минут без сумасшедшей гонки и охотно поведал ему о событиях своего последнего путешествия. Поведал кратко, основное, без лишних ненужных подробностей. Он слушал внимательно, не перебивал и только кивал в такт лошадиному бегу. Понять, что он думает по поводу услышанного, не представлялось возможным. Отец не верил во многое из того, во что верил я, хотя и не мешал мне верить. Он просто полагал, что ему это за ненадобностью. Он считал себя человеком приземлённым и гордился этим. Говорил, что на таких людях держится мир. В детстве я был с ним совершенно согласен и хотел стать таким же, но оказалось, что у каждого человека своя жизнь и своя судьба. Теперь настала моя очередь не мешать ему не верить.

Мы добрались до того места, где Южная разливается во всю ширь и мелеет при этом настолько, что её можно преодолеть вброд. Главное не спешить, чтобы не дать коням переломать ноги на гладких валунах. Мы с отцом проделывали это неоднократно, но всякий раз мой лоб при любой погоде покрывался испариной, а ладони становились влажными. Секрет заключался в том, чтобы задать направление и не мешать животине справляться с задачей самостоятельно. Нурика я знал довольно хорошо. Ему можно было довериться с трудную минуту. При всей своей пугливости он умел сосредотачиваться и никогда меня не подводил. Даже когда поскальзывался, хотя подковывал его сам отец и подковывал всегда надёжно. В итоге мы достойно преодолели неприятности, а заодно и брод, однако я дал себе зарок, что обратно поведу Нурика пусть и долгим путём, но через мост.