Вот застрянет, а ползти задом наперед по всем этим поворотам – жуть же!
Пахло сыростью, мокрым деревом и – почему-то– табачным дымом. И не как от городских сигарет, а ядреным таким самосадом, который любит дядька и остальные курильщики в Чебарьках. Внезапно он понял, что видит нору впереди. Не отчетливо, как на земле днем, но кое–что проглядывает – круглый провал левее, оттуда идет свет. Туда? Туда!
Из провала послышался хриплый стон. Настолько неожиданно и страшно, что Антон обмер и остановился, прислушиваясь. Холодный пот струйкой скользнул по спине, обжигая ребра. Все-таки какой-то зверь здесь?! Медведей лет сто в Чебарьках не видели, повыбили всех давно, кто ж здесь сидит…
– По… мо… гите…
Человек! И, судя по голосу, взрослый мужик. Хриплый голос, севший. Страшный.
– Кто здесь? – стараясь говорить солидно, по-взрослому, спросил Антон. Но на последнем слове дал-таки петуха, аж всхлипнул.
– Пле… мяш? Я это, я. Прошка. Дядь… ка…
Странные такие паузы в словах, словно Прохор держал на плечах неподъемный груз и говорить было тяжело.
– Сейчас, сейчас! Дядь Проша, сейчас долезу!
Бояться было некогда. Не сказать, чтобы нечего, но материного брата спасать надо, тут без вариантов. Антон выдохнул, подтянулся в сероватом от неясного света тоннеле, дополз до провала и перевалился через край, мешком хлопнувшись на пол в оказавшейся внезапно глубокой яме. Ничего не сломал, конечно, высота всего-то метр с небольшим, но нож обронил в падении.
Свет – неестественный, серый, как от диодной лампочки – шел из узкой расщелины в неожиданно каменной стене. Неровный овал, провал неизвестно куда. Но Антону было не до света – он бросился к привалившемуся к стене дядьке, перемазанному землей, где-то потерявшему шапку. За спиной Прохора тоже был камень: сырой, весь в потеках и трещинах.
От камня и шел тот жар, что нагревал воздух во всей норе.
Он еле слышно шуршал, чавкал, скрежетал, словно перетирая нечто в глубине огромными жерновами. Медленно, но верно. В пыль.
– Каб… здец мне… племяш… – с трудом сказал дядька. Он тяжело, с натугой дышал, хрипя. – Ход… маловат… Не соврал кузнечик.
Антон схватил его за плечи, попытался поднять:
– Пошли, пошли, дядь Прош! Вытащу тебя! Не сразу, но выберемся.
Дядька вздохнул поглубже, в груди у него что-то ощутимо екнуло. Словно сломалась деталька в сложном механизме.
– Не трожь… Засо… сало.
Антон отпустил его, удивившись, что от рывка дядькино тело не подвинулось ни на сантиметр, заглянул ему за спину и вскрикнул: спина ушла в камень, словно затянутая мощными челюстями. Дядька и стена за ним составляли единое целое.