Со стороны очень странно выглядело. Завораживающе. И напрочь непонятно.
Так раз в пару недель и повторялось, привыкли уже, а сперва страшно было. Особенно с утра натыкаться на останки этой дичи, на пятна клейкой зеленой крови, разинутые в предсмертном крике челюсти – здоровенные, не дай Бог такой цапнет! На оторванные лапы и сломанные пополам туловища. Одно дело, когда в книжке такое: захлопнул обложку и все кончилось, а другое – когда с утра в лес попрешься за хворостом, а там такое вот побоище.
Одна радость – разлагались останки быстро, за день, превращаясь в нечто подобное размокшим газетам. А кровь бледнела и впитывалась в землю, небыстро, но вся.
Антон для порядка заглянул в сарай – пусто, в туалет, даже в собачью будку, громыхнув цепью. Дядьки нигде не обнаружилось. Каких-то следов – тоже.
Поправил треух, сползающий на нос, и отправился в лес, искать. Тропинка за сторожкой еле заметная, а сейчас еще и листьями присыпана от души, но Антон направление помнил. Главное, границу не пересечь, будешь потом, как дурак, через всю деревню топать и опять сюда. Эдак и стемнеть успеет.
Достал бумажку. Пара приметных деревьев? Хм… А хотя да, пожалуй, знает он, где это! Одно сухое, несколько лет уже, а во второе – рядом – попала молния. Зеленело летом несколько веток, а так черное, мертвое. Тропинка в лес не к ним ведет, там придется через кусты лезть, но не очень долго.
– Кра! Кра!
Да чтоб ты сдохла, чертова птица. Запустить бы в тебя ножом, да понятное дело – не попадешь. Сволочь серая. Как охотники, только что без шлема.
На листьях под ногами видны следы. Городской бы и не заметил, а у Антона взгляд наметанный: вот глубоко наступал кто-то, понятное дело, человек, нет здесь крупнее зверья. Вот в сторону листва отброшена, видать, поскользнулся дядька. Шел он здесь, шел. И не особо давно.
Антон опустил нож, устав держать его в готовности. Некого здесь резать, мог бы и не брать с собой. Но раз взял – не бросать же, нового теперь не купишь.
Начали попадаться пятна зеленой крови, какая остается от погибшей дичи.
Сперва брызги, с трудом заметные на желтовато-бурых листьях, потом лужицы. Кровь уже бледная, не меньше дня прошло, скоро совсем видна не будет.
Парень огляделся. Да, сворачивать пора, если к деревьям идти. Вон кусты поломаны, явно дядька продирался, значит, скоро догонит. Поднырнул под ветки плотного орешника, развел их руками, срубил пару ножом, чтобы идти удобнее – вот и пригодился хлебный клинок.
Оба-на! Целая лужа зеленого под ногами. А рядом, упав перед смертью в самые заросли, и гигантский богомол, растопырился, замер. Охота не здесь была, тут он только умер. Странно, обычно далеко от поля не убегали, а он в самой гуще леса.