– Я слушаю, – сказала Надин.
– Развод. Оставалось две недели, и он прошел бы утверждение суда. Слушание без строгих формальностей, без явки в суд, все активы мы уже поделили.
– Я разводилась так же, – заметила Надин.
– Она возила Джину ко мне на выходные. Мы так решили. Мы не хотели причинять ей боль.
Надин не сказала ничего, чтобы подбодрить его. Даже при всей своей бесчувственности она почувствовала приближение чего-то неприятного.
– Тогда случилась поломка самоуправляющей трассы. Автобус. Их автобус. Несильное землетрясение в долине разорвало сетку самоуправляющей трассы. Они влетели в подпорную стену, и в них врезались семь машин. Джина умерла сразу. Диона тоже, через день.
Глаза Надин округлились. Ее словно лихорадило.
– Боже мой, – выдохнула она.
Она пятнает его чистоту. Ей нравится погружать в это пальцы, перемешивать гумус.
Она пятнает его чистоту. Ей нравится погружать в это пальцы, перемешивать гумус.– Я пережил все это в одиночестве. Не пошел на коррекцию. Бродил по округе, как зомби. Думаю, я действительно любил Диону. Не ожидал ничего столь окончательного. Джина пришла поговорить со мной перед сном. Я был в восторге. Я отказывался от коррекции, потому что считал, что это оскорбит их, Джину и Диону. Я создал в их память небольшое святилище и жег в нем благовония. Я писал стихи и сжигал их.
Спустя несколько месяцев я на время вернулся к работе. Прежде я уже встречался с Голдсмитом. Я начал подниматься. Из этой трясины. Он помог мне. Он рассказал, что в детстве видел своего отца, мертвого отца. Он объяснил мне, что я не схожу с ума.
Надин медленно покачала головой.
– Ричард, Ричард, – сказала она с обязательным сочувствием.
В его голове было тесно от мыслей. Там было его настоящее «я» и что-то вроде Голдсмита и того прежнего Ричарда Феттла и всех его воспоминаний в поезде. От этого столпотворения ему захотелось полежать в темной комнате.
– Нам следует прогуляться, – решительно сказала Надин. – После такого тебе нужно выйти и сделать что-то энергичное – зарядку.
Она протянула ему руку. Он взялся за нее и встал, громко хрустя суставами.
– Ты никогда никому не рассказывал, – сказала она, когда они спускались по лестнице с третьего этажа.
– Нет, – согласился Ричард. – Только Голдсмиту. – Он отстал на шаг и осмотрел ее шею.