Распятие казалось древним, потемневшее деревянное «Т», удерживавшее черного Иисуса в агонии. На черном как смоль лице ярко алела кровь из-под тернового венца; подножие креста обвивал ярко-зеленый змей, его черный язык застыл, как зловещая стрела.

Внутри церкви стоял сладкий запах воска и лакированного дерева и слегка тянуло сыростью. Вдоль стен, на подставках вдоль внешних и центрального проходов и перед двойным алтарем, вуду и католическим, наклонными рядами, трепещущий хор огней, в канделябрах горели свечи. Однако под высокими сводами церкви свечей не было, и, пока заключенного укладывали на скамью, на не столь жесткие молитвенные подушечки, Мэри потребовалось несколько минут, чтобы ее глаза привыкли к темноте и она смогла разглядеть, что окружало их в вышине.

Она изумленно глазела на это. Под сводом и на стенах над проходами были подвешены одиннадцать огромных нечеловеческих фигур, каждая шести-семиметровая, с вытянутыми вперед длинными руками, гордо и высоко поднятыми безликими головами, исхудалыми туловищами, где выступало каждое ребро, словно у заморенных голодом или мертвых. Она попыталась разглядеть детали их конструкции и различила тонкие трубы, какой-то металлолом, тускло поблескивавшую красную и золотую фольгу, которой были обернуты проволочные сплетения и металлические стержни.

Священные кошмары с огромными простертыми крыльями, существа, извлеченные из неземного океана, освежеванные и подвешенные вялиться.

– Этот человек болен? – спросил prêt’ savant, озабоченно складывая руки и опускаясь на колени возле заключенного.

– Ему необходим отдых, – сказал Сулавье. – Нам нужно остаться здесь на вечер.

– Неприятности, – сказал prêt’ savant, покачивая головой. – Кто это, брат Анри? – Он кивнул на Мэри.

– Гостья полковника сэра, – сказал Сулавье. – Весьма привилегированная гостья.

– Она твой друг, Анри?

Долю секунды Сулавье колебался и покосился на Мэри, прежде чем ответить:

– Да. Она – моя совесть.

Prêt’ savant посмотрел на Мэри с еще большим уважением и отчасти с благоговением.

– Можем мы остаться на ночь? – спросил Сулавье.

– Эта церковь всегда открыта для детей Терье-Нуар. Так пожелали Иисус и Эрзули. Для того Джон Д’Арквиль и построил ее.

– Найдется у вас чем перекусить? – спросил Сулавье, его плечи обмякли, лицо разгладилось. – В «Тысяче цветов» были не очень гостеприимны.

Prêt’ savant наклонил голову набок и прикрыл глаза, словно молился.