Халлек отпил второй глоток в тот момент, когда Леда поставила на столик свой пустой бокал.
– Рак кожи, – сказала она. – Он был убежден в этом, поскольку он излечим в девяноста процентах случаев. Я знаю, как его мысли работают. Глупо было бы не знать, прожив с ним двадцать пять лет, наблюдая, как он усаживается в кресло судьи и решает проблемы недвижимости, потом выпивает, потом решает проблемы недвижимости, потом лапает чужих жен, решает проблемы с недвижимостью… Ладно. Сижу и думаю, какую речь произнесу на его похоронах. Что-нибудь такое: «Он скупил много земли в Коннектикуте, где теперь построены супермаркеты, он полапал множество бюстгальтеров, выпил множество коктейлей и оставил меня богатой вдовой. С ним я провела лучшие годы моей жизни, приобрела шмоток больше, чем было в моей жизни оргазмов». Давайте уйдем отсюда, завалимся в какой-нибудь приличный кабак, потанцуем. А потом кто-нибудь, возможно, так надерется, что забудет, что я трижды делала подтяжку кожи – дважды в Мехико-Сити и разок в Германии, и стащит с меня бюстгальтер. Тьфу ты, черт. Что я тебе несу такое? Мужчины вроде тебя интересуются только своей работой и футболом.
Она снова заплакала. Билли теперь понял, что бокал, который она только что осушила, далеко не первый за этот вечер. Он смущенно заворочался в кресле и отпил из своего бокала. В желудке опять стало тепло.
– Он уверен, что это рак кожи, потому что не способен поверить в такую старомодную чушь, как цыганское проклятие. Но я видела по его глазам, Билли, особенно в последний месяц… в них таилось, особенно по вечерам – понимание… до него что-то дошло. Я думаю, потому он и уехал, что я разглядела это в его глазах. Налить еще?
Билли покачал головой и проследил, как она подошла к бару и налила себе еще мартини, увидел, что она делала элементарный коктейль с джином, запах которого уловил на расстоянии.
Что же произошло с Кэри Россингтоном? В чем там дело? Часть его разума не желала знать ответа на этот вопрос. Хустон явно не провел параллели, не увидел связи между тем, что происходит с Билли и с Россингтоном. Да и с чего бы, собственно? Хустон ничего не знал о цыганах. Кроме того, Хустон регулярно бомбардировал свой рассудок белыми торпедами.
Леда вернулась с бокалом и села в кресло.
– Если он позвонит и скажет, что возвращается, – спокойно заговорила она, – я поеду на нашу виллу в Каптиве. Там дикая жара в это время года, но джина у меня хватит. Я жару не замечаю, а с ним оказаться наедине – выше моих сил. Все еще люблю его, это факт. По-своему люблю. Но выносить этого больше не могу. Представить себе, что он лежит в соседней кровати… подумать, что он… он может дотронуться до меня… – Она поежилась и немного расплескала содержимое бокала. Потом разом выпила и откровенно, не стесняясь, рыгнула.