Светлый фон

Артема, как хозяйка замка, встречала Мила в сопровождении нечаянных гостей – Уильяма, его жены и риньеры Ирены. Были тут же, но стояли в стороне Арчибальды.

– Здравствуй, дорогой, – промурлыкала Мила и подставила щеку для поцелуя. Артем вынужден был поцеловать ее. В глазах девушки мелькнуло торжество. – Привет, Хойсира, – очаровательно улыбаясь, Мила посмотрела на женщину и распростерла объятия: – Дай я тебя обниму. Рада, что ты решила вернуться.

Хойсира, одетая в простой овечий полушубок и в мужских сапогах, испуганно спряталась за спину Артема.

Мила несколько обескураженно остановилась.

– Чего это она? – спросила Мила у Артема.

– Потом расскажу. А пока могу сказать… Она потеряла память.

– Это мерши? – с вопросом в глазах Мила посмотрела на Артема.

– Да, – кратко ответил он. – Ее лучше сейчас не трогать… Да и меня тоже.

– Спасибо, что встретили, господа, – поздоровался Артем с гостями. – Прошу меня простить за невежливость, но обстоятельства заставляют меня уединиться. Чувствуйте себя как дома.

Он вымученно улыбнулся и мысленно добавил: «…но не забывайте, что вы в гостях». Слегка отвесил поклон и решительно прошел мимо удивленных и обескураженных приемом гостей.

– Что-то случилось? – спросила Энея у Милы.

– Да, – ответила девушка, – но об этом не могу говорить. Артам сам расскажет, если захочет.

Уильям нахмурился и промолчал. Он решил все узнать у проворного Луй Ко. Шуанец точно будет знать, что произошло. Он обнял жену и несильно повлек ее в общий зал. Ирена осталась стоять и смотреть. Практически сразу появился Хойскар, увидел женщину и радостно ей улыбнулся.

– Как съездили, господин рыцарь? – улыбаясь в ответ, спросила риньера.

– Всяко было, – туманно ответил дикарь. – Но мы все живы.

– Это радует, – ответила девушка и не смогла срыть своего разочарования: воин при ее появлении не размяк и не проявил привычной риньере галантности благородного человека. Но она быстро взяла себя в руки. Лучше быть риньерой при дворе барона и стать женой рыцаря, чем влачить бедную жизнь приживалки, которую брат отдаст насильно замуж за старого вдовца. Такую жизнь себе она не желала.

Да, тут – говорила она себе – еще нет лоска светского общества. Но и она росла в глуши, в маленьком поместье, где ее круг общения был из няньки и конюха отца, крестьянских девок, с которыми она, босая, бегала собирать ягоды и грибы в лесу, засматривалась на молодых крепких парней и с завистью подглядывала за утехами в кустах девок и парней. Ей такое возбранялось. А длинными холодными зимними месяцами не вылезала из дома и вышивала незамысловатые гобелены.