Даже нос горбинкой обзавелся. Борзые мне нравились. Одинцов как-то взял меня на верховую охоту. Охота понравилась не слишком. Тому, кто охотился по-настоящему вся эта травля зверя… зверя мне было жаль. А вот борзые, борзые ну очень понравились.

Теперь у меня своя была.

Правда… да, вот тоже странность. В зверях, если подумать, нет ничего этакого. Щупалец там. Слизи. Чешуи. Но… взглянешь и сразу понимаешь, насколько они другие.

У моей вот глаза слегка светились.

- Видишь, дорогой, все живы, - Бекшееву усадили за стол. И она, в своем темно-синем твидовом костюме смотрелась совершенно неуместно. Только её это, кажется, нисколько не задевало. – В детстве ты хотел завести собаку…

Псица повернула к ней голову.

Нет, не совсем и борзая. Скорее уж метис борзой и волка.

Вообще борзые – порода серьезная. Они выносливы. Сильны. Это только с виду хрупкие, а так-то и челюсти довольно мощные. А уж как по следу летят – залюбуешься.

Моя заворчала и ткнулась головой в колени.

Она была мокрой и грязной.

Я тоже была мокрой и грязной, пусть даже меня завернули в два одеяла, а наверх еще тулуп набросили. И сунули в руки кружку ухи. Кружка была большой, с двумя ручками, а уха – уваренная до густоты. И я пила.

И пыталась дрожь унять.

И…

Но ведь получилось же! Получилось! И разве оно того не стоило? Судя по мрачному взгляду Бекшеева – нет.

Ничего. Это он просто не знает, на что мы способны.

Псица…

Надо будет ей имя придумать, что ли.

Ну и помыть. И самой бы. Я тишком почесалась, но это не осталось незамеченным.

- Баня теплая, - Отуля забрала опустевшую кружку. – И травы я заварила…