Конечно.

Мать его… это же логично. Он так трясся над своим сокровищем, что в жизни его бы не тронул. А вот укрыть ото всех – это да. Только позже. Когда выберется из шахт.

- Значит… все? – Сапожник поднял руку, прижимая к плечу.

- Да как сказать, - я посмотрела на потолок, по которому, к счастью, не ползли трещины. – Наверх мы вряд ли выйдем, хотя… проверить можно.

Тихоня разогнулся, двигаясь очень медленно, и перевернул тело.

- Хороший удар, - сказал он. Из глаза торчала рукоять небольшого ножа.

А ведь тоже повезло, что Дар зациклил подавитель на себя. Если бы тот работал автономно, эта смерть ничего не изменила бы. Так бы мы и сидели, пялясь друг на друга.

- Я… не специально.

- Значит, повезло.

Ниночка всхлипнула. Она мелко-мелко дрожала и казалась такой…

- Что произошло? – я попыталась нащупать пульс у Бекшеева. Пульс был. Но и только. Выглядел он так… вот добить было бы милосердней.

А ведь сказано было.

Я осторожно приподняла голову. В целительстве я понимаю чуть больше, чем ничего. Но дыхание есть. Если приподнять веки, то зрачки… на свет реагируют, что хорошо.

Наверное.

- Я… не помню. Мы… пошли на паром, - Ниночка прижалась к Медведю, а тот прикрыл её огромной лапой. – Я… виновата… хотела поскорее уехать… думала, что ты тогда задерживаться не станешь, если я уеду. А пока я здесь, то одно, то другое… все откладывалось и откладывалось.

И слезы потекли по щекам.

- И казалось, что никогда не уедем…

- Уедете, - я попыталась улыбнуться. – Вот откопают нас и сразу… первым же паромом.

- Правда?

- Конечно! – иногда врать легко. – Так что он?