Бекшеев крепкий.

И потому в какой-то момент просыпается окончательно.

Это не остается незамеченным. Матушка приходит сразу. И долго осматривает, изучает. Потом другие целители.

Потом – Одинцов.

Он остается. И спрашивает. Снова спршивает.

Разговор с ним длится долго. А письмо, которое Бекшееву позволяют прочесть, оставляет глубокое чувство вины. Будто это он не досмотрел.

Потом все уходят.

И он снова засыпает. Кажется, не без матушкиной помощи. Но хотя бы без снов. Сны видеть страшно. В снах он может оказаться там, внизу, в камне.

За сном следует пробуждение.

И очередной разговор. Одинцов дотошен до крайности и порой хочется его послать, куда подальше, но Бекшеев заставляет себя отвечать.

Разговоры выматывают. Одинцов бесит, чего раньше за ним не водилось. И сон видится спасением. Сколько раз повторяются эти циклы? Бекшеев не знал.

Это пробуждение получилось странным.

Виной тому голоса. Тут, за стеной.

- Нет, отец, - этот голос знаком. Он злой и раздражение ощущается остро. Кажется, контакт с подавителем не прошел бесследно. – Тебе придется принять и её. И мое решение. А если ты не согласен, что ж, я могу уйти из рода.

Сапожник.

Сапожников.

Голова чуть тяжелая, но в целом самочувствие неплохое. Куда лучше, чем могло бы быть. Сесть получилось еще вчера. Или это было не вчера? И встать.

- И мне глубоко плевать, что по этому поводу подумает тетушка императора, дядюшка императора и прочие не причастные ясно?

Голова чуть кружится.

Но Бекшеев доходит до двери. И дверь открывает. Больничный коридор почти пуст, разве что у соседней палаты стоит пара человек характерного вида.