- А хочется?

И я поняла, что да. Хочется. Что… просто не смогу и дальше. На Дальнем. Жить и делать вид, будто все хорошо. Будто… как всегда.

Как те годы, что до.

- Временно, - Одинцов протянул еще одну корзинку. – Пока я не найду кого-нибудь, кого можно назначить старшим…

- А кто в отделе? И что делать надо?

- Охотится.

- На кого?

- На таких, как Игнатов и вроде него. Безумцев. Или не совсем. Тех, кто умеет скрываться среди людей, притворяться нормальным. Отдел экспериментальный. И не факт, что не закроют, но год, чтобы доказать полезность, будет.

Год – это много.

Мы вон за пару дней чего наворотили.

- А кто еще?

- Ну… ты же начальник. Выбирай.

- Тихоня? Если согласится, конечно…

И если разрешит Бекшеева. Но она запрещать не станет.

А Одинцов улыбается, зараза этакая. Я же… я вдруг поняла, что больше не злюсь. На него. И на себя. И на мир этот. Что не чувствую ни вины, только горе, но и оно привычное, подернутое пеплом времени.

- Прости, - сказала я то, что должна была сказать давно. – Там, в Петербурге… я хочу навестить её.

Нашу дочь.

Еще тогда её похоронили в семейном склепе. А рядом с ним встала фигура беломраморного ангела. Я видела на снимках, но так и не смогла заставить себя войти.

И помнить.

И…