Очередной порыв ветра полоснул по другой щеке, и в шёпоте его послышался до боли знакомый женский голос:

«Борись! Борись, Уми! Если сдашься ей сейчас — погибнешь!..»

Ведьма взмахнула рукой — вспорхнуло следом белое полотно рукава, словно огромный мотылёк, — и ветер стих так же неожиданно, как и появился. Оборвался и шёпот — Уми так и не успела вспомнить, кому мог принадлежать этот голос. Но отчего-то ей стало тоскливее прежнего — словно очередной шрам на сердце, склеенный позолоченным лаком, снова открылся…

— Уми, — пропела госпожа Тё, и чудовищно бледная маска на её лице начала шевелиться, словно под ней копошились какие-то крылатые насекомые. — В тебе я чувствую движение великой силы, которой нужна крепкая длань наставника. Я готова занять это место — и, поверь, то, чему я смогу научить тебя, не узнаешь больше нигде. Все носители этой древней мудрости давно мертвы — осталась лишь я. Готова ли ты последовать за мной и беспрекословно подчиняться? Готова ли разделить бремя той силы, которая совсем скоро окажется в моих руках?

Из-за вмешательства ветра разум очистился от воздействия колдуньи, и теперь Уми могла мыслить ясно, как никогда. И после последних слов госпожи Тё всё окончательно встало на свои места. О какой ещё силе могла грезить колдунья, как не о той, что могла изменять судьбы живых и мёртвых?

Это госпожа Тё искала Глаз Дракона. Отступник с цепью, — Уми пока не хотелось думать о том, кто мог им оказаться, она гнала от себя эти мысли, — сжигавший святилища и обагривший руки в крови служителей Сэйрю, действовал по её приказу. Должно быть, дядюшка Окумура как-то прознал о планах колдуньи, и его смерть тоже была на её совести.

И родители были как-то замешаны во всём этом, колдунья ясно дала это понять. И не спросишь её — не ответит. Замерла, словно и неживая вовсе. Ждёт ответа с таким терпением и спокойствием, словно в запасе у неё было всё время мира.

Она предлагала научить её колдовству. С той самой минуты, как Уми впервые увидела биение ки, почувствовала в себе её отголоски, ей хотелось снова испытать это чувство. Снова увидеть, как ярко сияла сила, отражая сердце и душу всего живого…

Но на дне холодных глаз колдуньи плескались алые отблески. Уми вздрогнула — и непременно отшатнулась, если бы могла. Почему, почему они были такими, если Уми своими глазами видела, что ки — это неумолчное биение жизни, —

«Синяя», — где-то вдалеке зашептал ветер. Колдунье не удалось отогнать его полностью — даже ей не под силу поймать стихию…

«Синяя», — радостно затрещало совсем близко такое знакомое колдовское пламя — красивый огонь, которого нельзя было коснуться…