– …Взял невесту тиху-скро-о-омну в чистом поле под кусто-о-о-о-ом, остра ша-ашка была сва-ашкой, штык булатный был дружком…

Сапер Ерошкин, в скорбную складку на переносице сведя мохнатые брови, щедро плещет в кружки мутный самогон из бутыли:

– Товарищ Шутов! Помянете с нами ребят?

Я принимаю наполненную до краев кружку, чуть расплескав, делаю несколько круговых движений рукой и, когда мутная жидкость закручивается в воронку – выпиваю до дна, не дыша и не глотая, винтом.

Мне нет дела до их ребят. Но мне есть кого помянуть.

Десантники одобрительно переглядываются. Я возвращаю пустую кружку на стол и захожу в штаб. Мне везет. Ни во дворе, ни в здании штаба я не встречаю ни Бойко, ни замполита, ни Пашку – это значит, не надо ни с кем объясняться. Завхоз горланит на полевой кухне «Черного ворона», а дверь склада не заперта – это значит, я могу взять консервы, сухари, чай и сахар.

Я кидаю провизию в вещмешок вместе со сменой одежды, картой, патронами, армейским фонарем, сигаретами, спичками, пачкой банкнот… Потом зачем-то сую туда же «Алису в Зазеркалье». Пригодилась настоящему Шутову – сгодится и мне. Развлечет меня по ту сторону, в зеркальном лесу.

Вероятно, это и есть тот лес, в котором вещи не имеют названий. Что-то будет с моим именем, когда я вступлю в этот лес? Я не хочу потерять мое имя.

…Пистолет, револьвер и нож, как всегда, при мне. И при мне золотые нагрудные часы с моим портретом под крышкой. И другие, пробитые пулей в том месте, где было лицо Елены.

У меня теперь нет даже ее фотографии. Постепенно ее лицо сотрется из памяти, рассыплется мозаичными, не связанными между собою обломками, и каждый обломок утонет в болотной, торфяной тьме.

Пока не поздно, я пытаюсь представить себе Елену – живую, нежную, целую, – и меня охватывает липкая паника: за сегодняшний день я уже как будто забыл ее тело, и оттенок волос, и жесты, и смешные словечки, и голос; помню только кругляшок под крышкой часов, только картинку, застывшую, черно-белую.

Или вот, например, я помню, что, раскатывая тесто для штруделя, она собирала длинные волосы в какую-то домашнюю, простую прическу. Но в какую? В косу, в пучок или в хвост?.. И она всегда пересчитывала орешки и изюминки для начинки, чтобы вышло ее счастливое число. Но какое?..

Помню, как перед сном, уже в ночной рубашке, она любила читать, сидя в кресле. Но поджимала ли под себя босые ступни, сворачивалась ли клубочком, как кошка, – или сидела, закинув ногу на ногу, прямо и строго?..