Он отдернул руку – и страх вдруг прошел. Осталось только тоскливое понимание, что как раньше уже не будет, и что они больше не брат и сестра, и что он волен прямо сейчас уйти, и эта ведьма ему ничего за это не сделает.

– Хорошо, я за тебя буду молиться, – сказал Прошка, хотя и знал, что не будет: молиться за ведьму – грех, за который попадешь в ад. – Пора мне. Дома заметят, что меня нет.

– Погоди, – шепнула Настя. – Сюда идут.

Босой человек и маленький зверь шагали по песку тихо, но Настя все равно слышала. Еще до того, как они подошли, по их запаху она поняла, что лодка принадлежит им: здесь тоже пахло несвежими тряпками нищего и мочой обезьяны… Она увидела в темноте – в том сером мареве, что еще недавно было для нее темнотой, теперь же стало доступно глазу, – как Прошка упрямо уперся руками в днище, собираясь приподнять свой край лодки. Он не успел. На опрокинутую лодку сначала запрыгнула обезьянка, потом уселся, вдавив борта в песок, человек. Задорно брякнула металлом по дереву миска для подаяний – прямо над Настиной головой.

– Ешь, девочка, – сказал по-китайски нищий.

Обезьянка громко зачавкала, и Настя уловила запах перезрелого яблока, и даже плодовой гнильцы на его подбитом боку. В последние пару дней все запахи настолько усилились, что это стало мучительно. И слух обострился…

Она замерла, почуяв, как приближается к лодке еще один человек. Охотничье ружье побрякивало у него на боку в такт шагам. Она узнала его по запаху. От человека пахло вчерашней недопереваренной рисовой водкой, и кровью убитых зверей, и впитавшимся в бороду табаком, и впитавшимся в полы ватника порохом, и едким, трехдневным потом, и немытыми волосами, и Прошкой, потому что Прошка был его сыном. От человека пахло охотником, а значит, врагом. И в то же время от него пахло не чужаком, а своим: родным по крови и поту. До этой минуты Настя считала, что Прошкин запах кажется ей родным, потому что она с ним побраталась, смешала кровь и слюну. Теперь она поняла, что дело не в ритуале, что братом и сестрой они были и раньше, были всегда. Что крови Ермила в этом мальчике, сидящем рядом с ней в темноте, ровно столько же, сколько и в ней. Вот только этому мальчику Ермил захотел стать отцом, а ей – нет. Она была бракованным детенышем в его выводке, прижитым от чужой самки, отвергнутым…

– Веди меня к брату, Гуань Фу, – тяжело произнес Ермил, и Настя увидела, как в панике сжался Прошка, услышав голос отца.

– Не поведу, – ответил нищий. – Ты дал слово Братству Камышовых Котов и его не сдержал.

– Сдержал! Я провел ваших людей к лисьему золоту через лес! Я краснопузым зубы заговаривал всю дорогу!