– Интересный ты человек, охотник Ермил, – бесцветно произнес Гуань Фу. – Значит, нас обещал сдать чекисту, чекиста обещаешь сдать нам… А твой бог тебя за двойное предательство не накажет?

– Пусть наказывает. Я за брата и в ад готов.

– Ты, охотник, за дурака меня держишь? Легкий способ придумал избавиться от всех разом – и от смершевца, и от Братства? Мы Андрона тебе, значит, вернем, чекиста твоего прикопаем, а потом краснопузые и чекистские крысы, дружки его, набегут и нас прикопают. Ай ловко.

– Не прикопают вас. Краснопузые про наш с Шутовым уговор ничего не знают, куда он делся – ни сном ни духом. Банк никто не охраняет. Будет шифр от сейфа – я вам вынесу золото. Мне оно не надо – только брата отдайте. Крысы смершевские, говорят, сегодня прибудут. Сам подумай, «кот»: они явились – Шутова в городе нет, а в сейфе золота нет, а шифр от сейфа знал только он. На него и подумают: значит, взял и сбежал.

– А еще говоришь, что ты не бандит… – Гуань Фу помолчал. – Хорошо. Иди за мной. Поможешь нашим взять Шутова – я попрошу за вас с братом. Не обещаю ничего, только попрошу атамана. Решает он, а не я.

Настя услышала, как Гуань Фу зашагал прочь от лодки и на ходу пронзительно, коротко свистнул, подзывая к себе обезьянку. Та проворно спрыгнула с днища, отбросив недоеденное яблоко, и пошуршала за хозяином по песку и рыболовным снастям. Ермил, помявшись, двинулся следом – как будто тоже отозвался на свист.

Когда шаги их почти полностью стихли, когда на пристани послышались другие, осторожные шаги двух пар ног, Настя решительно приподняла свой край лодки. Темные спины Ермила и Гуань Фу еще виднелись вдали, а обезьянка уже растворилась в рассветном тумане. За ними следовали, держась на расстоянии, Шутов и Пашка.

– Не смей их предупреждать! – Прошка схватил ее за руку. – Если Шутов узнает, он моего батю убьет.

– А если нет, они убьют Шутова.

– Пусть убивают. Мне мой батя дороже.

– Мне – не дороже, – она сощурила глаза, и Прошке вдруг показалось, что они изменили цвет. – Пусти руку.

Прошка сжал ее запястье так сильно, что под ногтями у него побелело:

– Нет. Не пущу.

Она захихикала – и вдруг укусила Прошкину руку чуть ниже локтя. Он вскрикнул от боли и неожиданности и разжал пальцы. Из мелких дырочек, оставленных Настиными зубами, прорастали круглые зернышки крови. Он вытер их рукавом – но тут же проросли новые. Он вытирал их и смотрел, как она семенит через пристань, как нагоняет Шутова и как он к ней наклоняется, внимательно слушает и кивает.

Когда он бежал через поле к избам, янтарный полукруг восходящего солнца показался ему прищуренным лисьим глазом, выслеживавшим из засады добычу. Такого вот цвета были глаза у Насти, когда она его укусила, – невыносимые, жгучие, бесовские.