Майор Бойко вынул из металлического лотка одну из длинных больших стекляшек с иглой на конце и подошел к своему солдату. Телохранитель знал, что эта штука называлась шприцом. Он старался прилежно запоминать названия всех хозяйских предметов и их назначение. Шприц, к примеру, это больно, но для здоровья полезно, в него набирают лекарство. Берут ампулу, отламывают кончик, оттягивают поршень, всасывают из ампулы жидкость – и колют больному под кожу. От этого ему становится легче. Получается, вожак сейчас хочет своему солдату помочь?

– Майор, ну прости меня… – солдат попытался взглянуть вожаку в лицо, но тот по-прежнему смотрел мимо. – …Четыре года… верой и правдой…

– Ты мне брат фронтовой, Олежка, – кивнул майор. Он оттянул поршень, но лекарство в шприц не набрал. Это показалось Телохранителю странным. – Не только враг и предатель. Мы ж вдвоем с тобой столько прошли… И ты прости меня.

Вожак внезапно закрыл своему солдату ладонью рот, воткнул иглу ему в шею и резко нажал на поршень. Солдат задергался, и от него опять сладковато запахло близкой, уже свершающейся, уже ужалившей в горло смертью. Телохранитель впился зубами майору в ногу, сознавая, что опоздал и солдата не уберег, но все еще отчаянно пытаясь понять, как это возможно – ведь там же нет ничего, в шприце, ни лекарства, ни яда, только воздух, пустой и прозрачный воздух… Бойко оскалился, но от солдата не отступил, и, пока Телохранитель рвал в лоскуты его штанину и кожу, продолжал зажимать своему солдату ладонью рот, а солдат барахтался все слабее, и по щекам вожака текли слезы, и он шептал своему солдату, глядя не на него, а чуть в сторону:

– Тише, тише, брат, ну все, потерпи, сейчас все закончится…

И только когда солдат затих и обмяк и от него перестало пахнуть живым, а пахло только свершившейся смертью, вожак ударил Телохранителя егерским ботинком с набойкой, и еще, и еще. И когда пес отполз от него, поскуливая и подволакивая лапу, в другой конец лазарета, майор обтер иглу и положил шприц на место.

Потом вернулся к койке – и взглянул, наконец, в остановившиеся глаза своего офицера. Без гнева, без ненависти. Устало. Как смотрят в глаза фронтовому другу после трудного боя.

Глава 21

Глава 21

Через хрустальную толщу воды тончайшими стальными прожилками прорастали солнечные лучи. Она как будто оказалась внутри ледяного кристалла. По ту сторону зеркала.

Утянувший ее на дно камень выскользнул из наскоро завязанной размякшей петли, но Настя уже не пыталась всплыть: под водой ей было покойно, безмолвно и мирно. Больше не было страха. Больше не было обиды на Прошку, который предал ее, заманил ее в лодку. Она больше не злилась на белобрысого племянника старосты, привязавшего к ее ноге льняной пояс с булыжником на конце, и на двух его бритых дружков, которые держали ее, пока он, сопя, возился с петлей.