– Не помнишь, значит? Так я умею освежать память.

Силовьев коротко ударил китайца левой в скулу и тут же правой в висок, с оттяжкой – не кулаком, а ребром почти открытой ладони. Веньян пошатнулся на табурете, но лицо его осталось бесстрастным, он лишь слегка поморщился от удара: как будто даже и не от боли, а просто дряблая стариковская кожа собралась складками. И даже кровь из разбитой губы текла как-то вяло… Еще удар – и китаец упал с табурета на каменный пол допросной. Пергаментно-желтые, неестественно вывернутые и скованные за спиной стариковские руки походили на крылья ощипанной птицы. Силовьев наступил сапогом на эти сухие, бледные пальцы. Раздался хруст, но Веньян не вскрикнул. Силовьев досадливо пнул его ногой в бок. Удовлетворения не было. Как будто он избивал неодушевленный предмет.

Второй китаец, совсем молодой, казался более перспективным. Смотрел он дерзко и яростно, как отчаянный хорек, готовый кусаться, но в глубине этой ярости притаился звериный, нутряной страх. Силовьев присел рядом с ним на корточки.

– Два беглых зэка. Вы забрали их на русском берегу, перевезли по воде в Маньчжурию и высадили в Змеиной бухте. Что вам известно о них? Куда они пошли дальше?

Молодой китаец молчал, уставившись в пол и заполошно дыша. Силовьев взял его пальцами за подбородок и потянул вверх, заставляя встретиться с собой взглядом. Глубоким голосом, копируя манеру Аристова, произнес:

– На счет «три» ты скажешь мне все, что знаешь. Раз… два…

– Не говорить русский, – с ненавистью отозвался китаец.

Силовьев поднялся и носком сапога ударил молодого под ребра. Тот грохнулся на пол рядом со старшим и застонал.

– Ну что ж. Давайте тогда по старинке, – Силовьев вынул ТТ из кобуры. – Один из вас будет жить. Тот, кто успеет заговорить первым, пока я считаю. Я буду считать до пяти. На счет «пять» стреляю. Раз… два… – Силовьев навел пистолет на старшего; тот устало, по-птичьи прикрыл глаза. – Три… – перевел дуло на младшего, тот рефлекторно дернулся и подтянул к подбородку ноги. – Четыре… Тебя, пожалуй, пристрелю первым, щенок. Ты ж все равно по-русски не говоришь.

– Не надо! Я говорю! Говорю! – завизжал молодой.

Старик открыл глаза, посмотрел на него с презрением и угрозой и что-то прошипел по-китайски.

– Рассказывай все, что знаешь, – Силовьев медленно перевел дуло на Веньяна, но в глаза глядел молодому. – И умрешь не ты.

Бывает так. Ты убиваешь животных и птиц. Ты ловишь их в капканы, сети, силки. Ты знаешь, как дышит и какими глазами смотрит попавший в ловушку пушной зверек. Теперь ты сам в ловушке – и ты выглядишь точно так же, как он. И точно так же хочешь спастись. Пусть даже для этого тебе придется загрызть своего сородича.