И ты говоришь по-китайски:

– Прости меня, дядя! Я не хочу умирать!

И ты говоришь на русском, который ненавидишь, но давно уже знаешь:

– Они пришли к нам сами… Мы не звали, не ждали… Один с татуировками – Флинт, он раньше работал с дядей… Больной был, сильно кашлял…

И вырастивший тебя, любимый, добрый дядя Веньян кричит:

– Замолчи, предатель!

А тот, кто поймал вас в капкан, бьет его сапогом в лицо и тихо, почти ласково просит:

– Расскажи про второго.

И ты говоришь:

– Высокий, сильный, похож на солдата… Мы свежую одежду им дали… Когда он переодевался, я увидел на груди шрам – по форме как иероглиф «ван», я запомнил…

– Как звать его?

– Флинт звал Крониным. И еще Циркачом…

– Отлично. Куда они направлялись?

Бывает так. Ты становишься противен себе. Ты думаешь, что лучше умереть, чем предать. Ты хочешь умереть вместе с дядей. И ты пытаешься быть смелым, и в последней попытке не предать ты кричишь:

– Не знаю! Ничего я больше не знаю! Мы просто перевезли их через границу! Они ушли – не знаю, куда!

– Не знаешь, значит? – человек, поймавший тебя в капкан, утыкает ствол ТТ тебе в потный висок. – Обмануть меня решил?! Сдохни, мразь!

И ты сдаешься. Ты теряешь достоинство навсегда. И ты зажмуриваешься, чтобы не видеть гневных глаз воспитавшего тебя дяди Веньяна, и ты говоришь:

– Не надо! Я видел его потом! В Лисьих Бродах! В курильне Камышовых Котов! Он ваш! Он же ваш!.. Большой начальник! В курильне проводил обыск!

– Что ты несешь? Начальник?! Макс Кронин?!