Светлый фон

Бойко не знал и знать не хотел, как и зачем труп смершевца оказался вдруг в Лисьих Бродах. Это его не касалось. Чужое безумие. Чужие души. Чужие потемки. Только вот труп особиста – совсем не то, что облегчило бы майору побег. Труп особиста – это новые особисты. Они же как тараканы. Одного прихлопнешь – семеро набегут… Так что он выполнил эту грязную работу по поручению Ламы. Да, он не гордый. А грязная работа стоила своего грязного золота.

Когда диверсант Максим Кронин скрылся из виду, майор Бойко выбрался из укрытия и пошагал по тропе под похоронный гул колокола: кумирня, где местные молились каким-то тварям, была уже близко. А от кумирни до тайника – всего ничего.

Привычно взобравшись по кряжистым ветвям столетнего дуба, Бойко сунул руку в обширное, похожее на пустую глазницу великана, дупло. Там было пусто. Под гул и стук взбесившейся в ушах крови он вспомнил рюкзак за плечами Кронина, такой большой, что туда легко мог влезть его кожаный чемоданчик. Вот, значит… Ах ты ж сука, вошь лагерная. Унес.

А может, не унес? Может, перепрятал до лучших времен? Майор взобрался по ветвям еще выше, оглядел окрестности и торжествующе рыкнул. Метрах в десяти с поверхности холмика, обтянутого сухим изумрудным мохом, как будто содран лоскут. Подгнившая трава и дерн валяются в стороне. Оголенная под мохом земля топорщится оборванными корнями и крупными комьями – здесь явно копали, а потом небрежно, наспех зарыли.

Земля была такой рыхлой, что он даже не пошел к «виллису» за саперной лопаткой. Стал рыть руками. Пальцы ткнулись в деревянное, острое; майор отдернул руку и вскрикнул. Из-под ногтей закапала кровь.

В раскопе не было чемодана с деньгами и золотом.

Там был деревянный ящик с искореженной крышкой. А в ящике – японская мина-ловушка. Из тех, что кладут под противотанковые мины. Устройство неизвлекаемости.

Майор потянулся к мине перепачканным в крови и грязи указательным пальцем и раздавил зазевавшуюся мокрицу. Она оказалась тверже, чем он рассчитывал, но он давил со всей силы, пока не проломил ее панцирь. Пока ее тельце не распалось на две половины. Пока деревянная заноза, застрявшая в подушечке его пальца, не ушла целиком под кожу.

Глава 7

Глава 7

Маньчжурия. Харбин. Сентябрь 1945 г.

Маньчжурия. Харбин. Сентябрь 1945 г.

 

Агент Верный стоял на Сунгарийском железнодорожном мосту и вдыхал полной грудью сырой, чужой, стылый воздух. Воздух взаймы. Агент Верный уже шесть лет как был мертв. Он был мертв с тридцать девятого года. С того дня, как в торговых рядах, между лавкой с чуринскими колбасами и духами Коко Шанель, агент Кронин передал ему два шелковых свитка, две старинные карты, на которых было отмечено захоронение терракотовых воинов императора Цинь. С того дня, как один из этих свитков – с картой Сианя – Верный передал дальше, в Москву, а другую – с окрестностями Лисьих Бродов – оставил себе.