– Ты хочешь жить, я знаю, – он любовно погладил поросшее мхом и лишайником глиняное лицо. – Тебе нужна красная киноварь.

Глава 8

Глава 8

– Красная киноварь – чан-шэн-яо, – сказала Аньли бесцветно. – Так можно спасти мою девочку. Только действовать нужно быстро. Душа ее зверя уже вознеслась к Небесной Лисице. Но душа моей девочки еще здесь.

Ояма взглянул на Лизу. Та лежала на спине неподвижно, и лицо ее было мирным, таким мирным, что отчаянные попытки Кронина вернуть ее к жизни казались жестокими, неуместными, словно он совершал насилие над спящей. Он то делал ей искусственное дыхание, так жадно прижимаясь ртом к ее рту, будто заставлял ее принять в себя те поцелуи, что он ей не дал, когда она их желала, то принимался за непрямой массаж сердца – и давил, давил ей на грудь, упорно, остервенело, будто это могло заменить ту ласку, в которой он ей отказал.

– У нас нет эликсира, – Ояма обнял Аньли за плечи. – Но даже если бы был, он бы не помог. Ты сама говорила: в чистокровной кицунэ человек и зверь слиты. Если зверь убит, человека не воскресить.

– Моя девочка – не чистокровная кицунэ, – Аньли вывернулась из его рук и стала торопливо раздеваться. – Ее отец был человеком. Его звали барон Вильгельм Гейнц фон Юнгер. Моя Лиза – единокровная сестра этого вашего фашистского упыря, Антона Юнгера. Не та кровь, которой можно гордиться. Но человеческая. Это дает ей шанс на спасение.

Аньли встала перед Оямой – обнаженная, по-звериному гибкая, юная. Невыносимо юная навсегда. Она протянула ему его собственную катану на вытянутых руках, с глубоким кивком. Он почувствовал холодок в животе, точно кусочек льда скользил по хитросплетенью кишок, и, уже предвидя ответ, спросил:

– Для чего это?

– Твой меч достаточно древний, чтобы убить меня, самурай, – сказала Аньли. – Умирая, первородная кицунэ плачет двумя слезами. Эти слезы – красная киноварь, эликсир жизни, чан-шэн-яо. Забери у меня обе капли – и отдай ей. Пусть она похоронит меня по древнему обряду Дориби Догонь – просто бросит мое тело в лесу, чтобы оно накормило зверей.

– Я не стану тебя убивать!

– Тогда я попрошу вот его, – она кивнула на Кронина. – Или сделаю это сама. Но мне будет больней. Смерть от любящей руки спокойней и проще. Меть прямо в сердце.

Лисица лежала, свернувшись клубком, спокойно и мирно – будто просто отдыхала после трудной охоты, обнимая саму себя тремя рыже-огненными хвостами. На секунду Лизе показалось, что хвосты затрепетали, – но это просто ветер потеребил мех.

Она перевернула лисицу на спину. На груди ее запеклась глубокая рана, а застывшие глаза были как две крупные бусины из темного янтаря, что придавало ей сходство с чучелом.