Лиза вскочила, бросилась к нему и обняла. Кронин застыл, потом взял ее руки в свои и медленно их разжал, убрал, оттолкнул, а на лице его отобразилось такое страдание, будто он стягивал с шеи удавку – через боль, из последних сил.

– И что дальше? Допустим, она жива… – Лизо говорила тихо и сбивчиво. – Что тогда между нами?.. Все?

Кронин глядел поверх ее головы на осенний лес, сухой, колючей щетиной окаймлявший дальнюю сопку:

– Между нами все – в любом случае. Лиза, ты… и правда не человек.

Она хихикнула, глупо, тонко и жалобно:

– А если б я была человеком? Если бы я сделалась человеком ради тебя, Максим? Для тебя!

– Не унижайся, дочь, – сказала Аньли. – Не теряй достоинство.

– Не указывай мне, что делать! – взвизгнула Лиза. – Ты – чудовище! Мы обе с тобой чудовища! Он прав, прав!

Что-то знакомое, знакомое и очень неправильное, мелькнуло в ее руке. Ояма увидел, что это, только когда она отломила тонкий кусок стекла и выплеснула себе в рот содержимое. Ампула с вакциной – из тех, что унес из Грота подопытный. Одну ампулу подопытный отдал Насте. Вторую она, значит, украла.

– Нет! Плюнь! – Ояма бросился к Лизе. – Ты не станешь от этого человеком! Ты просто…

Она улыбнулась и сделала глотательное движение.

– …умрешь.

Она расхохоталась – безудержно, дерзко, звонко, – хотела набрать полную грудь воздуха, чтобы захохотать снова, но не смогла.

– Что с ней? – теперь Кронин, наконец, смотрел на нее неотрывно.

– Вакцина ее убивает, – глухо сказал Ояма.

– Но ведь подопытные…

– Они люди. Переделанные – но люди. Вакцина убивает в них оборотня – а человек остается. Она же – истинная кицунэ. Когда зверь в ней умирает, она умирает с ним.

…Она опустилась на четвереньки у ног Оямы и Кронина и содрогнулась всем телом, надеясь, что получится втянуть в себя ставший вдруг плотным, как ком линялой шерсти, воздух если не ртом, так хоть хищной пастью, но ей не удалось сделать переход.

– Но как же Настя? Ведь она тоже кицунэ – и выжила!