При наблюдении он осознал, что ее тело мало-помалу выходит из комы. Оно теплело и воссоединялось с рукой, что все еще шевелилась, с ладонью, продолжавшей дико скрести, словно вместила всю ее волю. Ее яростная работа продлилась всего несколько минут, но это были самые долгие минуты в его жизни. В памяти всплыли слова Галла о силе руки – как и безумная хрупкая женщина, которая выпотрошила сама себя, и то, что доктор назвал Жозефину своей самой успешной пациенткой. Конкретный контекст успеха пустил внезапный и необъяснимый холодок по коже.
С ними в сумрачной кухне, с двумя обмякшими фигурами, запертыми в ночи страха и вины, пребывала сомнительная этика Галла. Неужели во всем виновата машина Мейбриджа? Что он скажет сэру Уильяму о его драгоценной пациентке?
Теперь Жозефина просто спала, черные изгибы тела поблескивали под тонким слоем испарины. Он решил не двигать и не будить ее, а взамен прокрался в свою спальню на четвереньках, толкая свет перед собой и стараясь держать его подальше от бороды, подметавшей пол; он намеревался принести одеяло, чтобы позаботиться о ее чести. Мейбриджу ненадолго пришло в голову, что и ему было бы естественнее оголиться: его животная поза дополнит ее позу; на худой конец, получится превосходная серия фотографий – два зверя, ползающих по одному закутку. Так, во фрагментах движения, можно застать самых разных голых людей; зоопарк измеренной человечности.
Он хотел подняться, когда услышал позади движение. Она вмиг пересекла комнату, нависла над ним, оглушая запахом – фиолетовым мускусом течки млекопитающего. Ее глаза светились и впились в его. Внезапно она хлестнула по свечам, швырнув их через комнату. Теперь съеженное пространство освещали только ее глаза. Она прижалась к нему лицом, с огромной силой схватила за волосы и горло. Он захлебнулся, но был бессилен протестовать. Ее мощь стала сверхчеловеческой, и все инстинкты говорили, что если она захочет, то в момент переломит Мейбриджу шею. Их носы смялись друг о друга, ее светящиеся глаза уставились в упор в его. Он не видел ничего, кроме рассеянного света; чувствовал тошноту и ужас. Попытался закрыть веки, но стало только хуже; тонкая кожа съежилась под натиском, свечение проходило сквозь.
Они оставались сплетенными в этой отвратительной позе всего несколько минут, но для него они превратились в удушающие часы. Внезапно она отпала от него, провалилась в сон на холодном голом полу.
Он хватался за глаза, как будто отбитые изнутри. Сел, опустошенный и дрожащий; все произошло так быстро – каждый инцидент занимал какие-то мгновения, огромные количества сфокусированной энергии прогорели всего за несколько минут. Несколько