– Нам нужно в Шамплейн. Ты готова?

Морган растерянно заморгала, взирая на меня снизу вверх, еще более маленькая и тоненькая, чем я была в ее возрасте. Джинсы-клеш, лаковые сапожки по щиколотку, забранные гребнем прядки волос. Из макияжа – только румяна и вишневый блеск для губ. Она выросла, как физически, почти утратив подростковую бесформенность, так и морально: ее по-взрослому осмысленный взгляд ответил мне воинственной решимостью. Лишь тонкие светлые брови, почти сливающиеся с молочной веснушчатой кожей, непроизвольно поползли вверх.

– Ты… правда возьмешь меня с собой?

– Разумеется! Что за вопрос? Если сама хочешь, конечно. Ты ведь не приносила мне ковенант и не обязана участвовать в этом…

– Шамплейн – мой дом, – сказала она без тени сомнения. – И я буду защищать его.

– Тогда кто я такая, чтобы тебе мешать? – улыбнулась я, чувствуя, как мороз кусает щеки, залитые румянцем от гнева. Тот бурлил в груди, готовый излиться и на Джулиана, и на Ферн. – Ты мой друг, Морган, а друзья должны доверять друг другу. А еще ты ведьма – ведьмам никто не в праве говорить, что делать. Даже более того… Ты – моя царица.

Я впервые сказала это, а Морган впервые это услышала, но ни один мускул на ее лице не дрогнул. Зато сморщился нос: ей претило это обращение так же, как и ее собственная природа. Все это время она намеренно пыталась упростить ее, а потому отказывалась вспоминать то, что открыла для меня Нимуэ в своих видениях. Однако пришел и ее черед принимать себя настоящую.

«Всему свое время. Однажды магия пожнет то, что сама посеяла. Это будет очень урожайный год».

– А ты моя Верховная, – шепнула Морган и протянула мне раскрытую ладонь.

Дотронувшись до нее, я почувствовала мятный вихрь волшебства. Он привел в порядок не только мои мысли, но и одежду, избавив от неопрятных пятен и запаха смолистых костров, на которых меня сжигали. Я не поняла, чья магия это была – моя собственная или Морган, – но уже спустя мгновение мир вокруг закружился.

В Завтра телепортация работала лишь в одну сторону: можно выйти, но не войти. Я успела оглянуться на Ворожею и Гён, стоящих под тернистым можжевельником. Они помахали мне рукой: одна – благословляюще скрестив пальцы, другая – с шутливым оскалом в четыре ряда зубов.

А уже спустя миг пустыня превратилась в зябкий Вермонт, где все еще правил Рогатый бог. Первым делом я посмотрела на свое запястье: метка снова стала равномерной и целой, такой, какой должна была оставаться до конца моей жизни.