Когда погибнет его вид… А он погибнет. «Мы ни черта не можем изменить»

В каком-то смысле планета-тюрьма очень напоминала ягоду. Та представляла собой кожуру вокруг сочной массы – другого организма, который научилась эксплуатировать; карриксы были цивилизацией-оболочкой, которая разводила внутри себя другие виды, собирала других существ и распоряжалась ими. Одних выращивали, других вычищали. Внутри была сочная масса. Ферма.

Только вот ягоды хотя бы поддерживали жизнь на своей маленькой ферме. Пьющих ночью, возможно, довели до безумия, отравив излишком кислорода в воздухе. Один из людей Остенкура умирал от вполне излечимой наследственной болезни. Джессин, пока не получила лекарства из ягод, чуть не дошла до самоубийства. Поставки пищи с каждым днем сокращались. Карриксы словно говорили на каждом шагу: «Будьте для нас полезными». Но полезность, как видно, состояла еще и в том, чтобы самим решать свои чертовы проблемы. Все встречавшиеся им в соборе виды проходили одно и то же испытание. Придумайте, как остаться в живых и произвести что-нибудь ценное для карриксов.

Если рассматривать тюрьму как огромный организм, город, ткань из разрастающихся неоднородных клеток, оказывалось, что и в этой ткани есть гниль. Задумавшие месть кучки людей – как раковая опухоль, только начавшая расти и еще не обнаруженная. От сознания, что она существует, все вокруг окрашивалось ужасом. Дафид хотел бы узнать подробности плана – и одновременно радовался, что не знает их.

Мимо на длинных мохнатых лапах проковылял мягкий лотарк – такой же, какого у него на глазах сожрали свои. Над головой вились йайастеры, окрашиваясь в голубоватые и желтые тона, – ругались. Дафид встал и побрел к дому, внимательно следя за тем, как переставляет ноги, переливает вес тела из одной в другую – словно песок в часах. Пусть мозг, занятый чем-нибудь незначащим, невинным, простым, отдохнет. Наполнявшая тело усталость пришла не от недосыпа. Отдых ничего не исправит.

Он свернул не влево, а вправо, направившись вглубь собора, к их новой нише. К новой лаборатории. К военному трофею. Ему не очень хотелось идти туда, но не хотелось и возвращаться. Будь здесь бар, он бы пошел в бар, даже если бы идти пришлось полдня.

Вход охраняла одна Джессин; они увидели друг друга одновременно. Пребывание в плену изменило ее. Маленькая, кругленькая женщина стала тоньше и резче, словно кто-то обточил ее, как точильщик – нож. В глазах залегла темнота, какой не было на Анджиине. Она ходила, расправив плечи и вздернув подбородок, – признаки бессознательной агрессии. Он попробовал вспомнить, когда произошла эта перемена. Может быть, в пути. Или когда она возглавила атаку на пьющих ночью. Все они сильно изменились. Дафид задумался: что Джессин разглядела бы в нем, если бы решила присмотреться?