– Император, – сказал кто-то другой, – сейчас не до того. Если прикажете, его немедленно схватят, и потом вы поступите как пожелаете. Все ждут ваших указаний. Сейчас вы нужны Красному городу.

Маска гулко хохотнула:

– Да на кой черт мне ваш Красный город? Можете отдать его той хищной птичке. Пусть делает с ним что заблагорассудится.

Маска качнулась, а потом Север громко произнес, перекрывая потрясенный ропот толпы:

– Хватит разговоров. Иди за мной – сейчас… или ей придется смотреть.

Кая снова попыталась поймать его за рукав – он увернулся, хотя больше всего на свете ему хотелось обернуться, притянуть ее к себе, впиться в ее губы поцелуем. Он даже не успел поцеловать ее. Но нельзя было поворачиваться к Северу спиной. Нельзя было мучить ее на случай, если он проиграет, – кроме того, он знал, что этот поцелуй сделает его только слабее.

– Идем. Но я безоружен – или тебя и это не смущает?

Маска охнула:

– Тебя-то это не смутило в свое время, племянник. Ты нападал со спины, помнишь? Иди. Я не собираюсь отвечать тебе тем же. Ты получишь оружие.

Север пропустил его вперед, и Ган пошел, чувствуя, как воздух холодит неприкрытую спину. Север пошел следом – молча. Готовился? Предвкушал? Нервничал?

Люди молча расступались перед ними. Никто из недавних сторонников Севера не попытался остановить его, и Ган знал почему. Они боялись его. Не знали, чего ожидать. Должно быть, толпа взорвется новыми криками негодования, недоумения и растерянности, как только они уйдут, – но он этого уже не услышит.

Они свернули в узкий коридор, ведущий на улицу. Откуда-то сбоку тянуло сквозняком. Пахло плесенью и жареной картошкой – и то, что в городе, только что взятом с боем, в мире, который только что был спасен, кто-то как ни в чем не бывало жарит картошку, показалось Гану невероятным.

Он глубоко вдохнул, насыщая мозг кислородом и заклиная собственную горящую от боли голову. Машинально коснулся шеи, где прежде был волчок. Он слышал, что Кая идет за ним.

– Уйди.

– Нет.

– Я разберусь с ним и вернусь к тебе. Останься тут.

– Нет. – Больше она не добавила ничего, но Ган понял: спорить с ней бесполезно. Он лишь раз позволил себе взглянуть на нее. Бледное лицо с плотно сжатой напряженной линией губ, серые глаза, казавшиеся сейчас над впалыми щеками неестественно огромными. Рыжие, рыжие, рыжие волосы – никогда до нее ему такие даже не нравились.

– Север, это между мной и тобой.

Ган не видел, но точно знал: дядя насмешливо пожал плечами.

– Я не тащу девчонку волоком, племянник. Это ты выбрал женщину, с которой не можешь справиться. Но об этом больше не беспокойся.