У него за спиной сестры скрылись в прорехе – провалились одна за другой: Саша, с руками, все еще прижатыми к груди, и Инга, рухнувшая в золотистый прорез в пространстве, уронив костыли.

Север с силой толкнул Гана в сторону.

– С меня хватит!

Теперь они с Каей были совсем близко – Ган изо всех сил рванулся, дернул Каю на себя, и Север потерял равновесие всего на миг – но этого было достаточно.

Ган оторвал от него Каю, изо всех сил прижал к себе – от нее пахло лесом, домом, он снова был дома, и голова раскалывалась и плавала в дурмане счастья одновременно. Север что-то сказал ему, а потом гул установки, которую включили-таки ученые, стал оглушительным – это его он принял за песню богов. Они действительно были похожи – та низкая нота нечеловеческого пения и технический гул.

Звук был слишком громким, и он не мог расслышать, что говорила ему Кая, – только чувствовал, как двигаются ее губы у самого его сердца, как она дрожит, прижимаясь к нему всем телом. Он отдал бы многое за то, чтобы услышать, но все, что он мог сейчас, – это прижать ее к себе изо всех сил перед тем, как мир исчез в ослепительной вспышке золотого света.

Глава 34. Артем

Глава 34. Артем

Песня умолкла, и он открыл глаза.

Озеро было гладким как зеркало. Черный туман, еще недавно скрывавший долину Литта целиком, схлынул, как волна, и исчез бесследно.

«По крайней мере с этим мы разобрались».

Это был голос Ремистра, и, услышав его, Артем разом осознал, что свершившееся не повернуть вспять.

Боги, парящие над постаментами, смотрели на него – настороженно, недоверчиво, испытующе. Мия-Литта и Дайна стояли у подножия скалы и смотрели вверх – неотрывно. Неподалеку от них догорала, угасая, как закатное пламя, последняя в мире прореха.

Больше всего на свете Артему хотелось сделать передышку – оказаться в одиночестве где-то, где никто не будет смотреть на него. Свернуться клубком, закрыть глаза, осознать случившееся – он остался один в чужом, незнакомом мире. Один навсегда. Никто не придет, ничего не изменится, как в книгах, не исправится в последний момент.

Но потом он вспомнил слова Гана.

«Сперва немного – маленькая жертва, только чтобы тебе позволили начать игру. Ты должен придумать того, кем хочешь стать».

Больше не имело значения, чего он хочет. Его игра начиналась прямо сейчас – и только от него самого зависит, что будет дальше.

Поэтому он улыбнулся им всем – богам, своей жрице, Провидице, – а потом увидел, как перед тем, как закрыться окончательно, прореха извергает на пе сок людей, одного за другим.

И в этот момент игра была отложена, и он оказался рядом с ними – сам не зная как, – стараясь не надеяться и все равно надеясь.