– А если зайдут Лёд или Яга? – проговорила Эй, тревожно прислушиваясь. – Мне кажется, кто-то идёт.
– Тогда им придётся отрывать меня от тебя силой. Мне кажется, в тебе какой-то магнит.
Но Эй уже меня не слушала, она оглядывалась на дверь. Я не хотел быть навязчивым и выпустил её из объятий, хотя это было непросто.
– Я скажу Яге, что целовал тебя, не люблю врать. И Льду скажу.
– Давай всё-таки не будем спешить. Лучше давай дойдём до Льда сначала. – Эй поправила одежду и волосы, а потом обернулась и спросила: – Да, кстати, как твоя рана? Так и не может решить, заживать ей или нет? И как вообще работает твой организм, ты не замечаешь странностей? – И так выразительно посмотрела мне ниже пояса, что я почувствовал себя голым.
Странностей я не замечал, если не считать переворота моих моральных установок и ценностей: ведь я набросился с поцелуями на чужую женщину, забыв про свою.
– А Лёд, кстати, почему впал в ступор? Что вы делали? – Видит Бог, я не хотел этого спрашивать, но меня заставила моя проницательность.
– Нет! Ты за кого меня принимаешь? – Эй надула губы. – Когда мы пришли в кабину машиниста, он просто обнял меня и заплакал. А потом застыл. Я пыталась его растормошить, но не смогла и пошла за тобой.
Меня уже начало разъедать чувство вины, поэтому я обогнал Эй и первым вошёл в помещение, где сидел Лёд.
Он сгорбился над пультом управления, скрючив свои длинные ноги, и мне показалось, что в его позе сплелись осуждение, презрение и отчаяние. Но, конечно, это были лишь мои домыслы, поскольку Лёд и не догадывался, что мы с Эй его предали. Я окликнул его и подошёл ближе: Лёд сидел, не сводя взгляда с датчиков; одной рукой он сжимал ржавый рычаг, но не предпринимал попыток его сдвинуть.
– Ты же сам мечтал попасть в этот поезд, а теперь истеришь! – напустилась на него Эй и принялась трясти за плечи.
Лёд закрыл голову руками и сжался ещё сильнее. Это выглядело даже слегка комично, поскольку миниатюрная Эй рядом с высоким Льдом напоминала рассерженного котёнка.
– Если ты не прекратишь так странно себя вести, я тебя брошу и убегу к Тени. Он любит меня! – не на шутку разошлась она.
– М-хм-м, – поперхнулся я, поскольку был уверен, что не говорил ей ни о какой любви.
Да, я испытывал к ней влечение, немного другое, чем к Яге. В нём не было жалости или отчаянья одиночества. Но была ли эта любовь? Я не знал.
– Если ты не придёшь в себя, Тень поцелует меня прямо здесь!
– Прекращай, тоже мне, нашла средство, провокаторша, – устало проговорил я, оттаскивая Эй ото Льда. – Раньше с ним такое приключалось?