«Надо будет объяснить, как избавиться от навязчивого фона».

Этот фон и правда был повсюду. Обычно так случалось в возбужденной толпе, но сегодня даже на кухне было неспокойно. Антоновский все же обесточил горничных (вот почему давно не пополняли поднос с едой!), и кухарке пришлось готовить торжественный ужин самой, без помощников. Накрывать на стол ей помогал свободный от вахты охранник и – вот сюрприз! – родной сын Дюшенька, успокаивающий нервы тем, что делал что-то руками. Он протирал белоснежным полотенцем тарелки и бокалы.

Вольгерд покинул мысленным взором столовую и аккуратно скользнул выше. Изучать пространство таким причудливым образом ему нравилось, но он все время ждал подвоха.

Над столовой тянулись многокомнатные покои Умилы. Девушка пребывала в грустной прострации, но ментально казалась здоровой. Она проспала часть ночи и весь день и все еще была вялой. С ней находилась доктор Коляда, и Вольгерд, уважая врачебную тайну, прислушиваться не стал. Ему было достаточного, что обе женщины оставались в равновесии, а значит, никаких дурных последствий от его хулиганства у Умилы не случилось.

Полетав по дому и произведя своеобразную ревизию, Борич решил, что на этом следует поставить точку. Он заблокировал контакт с Некрасовой и немного посидел в тишине, осмысливая.

- Нет, такая разведка не для меня, - прошептал он себе под нос.

Нарушать границы личного пространства без спроса считалось у голографистов дурным тоном и оправдывалось лишь исключительными обстоятельствами. Сейчас такой надобности не было, и Борич чувствовал себя нехорошо, как будто подглядывал в дырочку в стене женской бани.

Затем ему подумалось, что на ужине с эриданцем стоит появиться во всем блеске. Видимая беспомощность его не украсит, да и перед Ратмановым выглядеть потрепанным совсем не хотелось. Уж если их ждала битва умов, то без скидок на болезни.

Вольгерд доковылял до роскошной ванны, где побрился и умылся, в предбаннике-гардеробной подобрал себе новый жилет (утренний отчего-то пропах пирожками), а потом вернулся в спальню и стал искать пульт от корсета. Докторша положила его на кровать, он это помнил совершенно точно, но там было пусто, словно, пока он шумел водой, в комнату проник вор и спер никому не нужный пульт.

«Его, правда, сдавать придется, корсет же арендованный, так что вещь очень даже нужная…»

Пульт обнаружился на полу, под кроватью и почти у самой стенки. Как он там оказался, Вольгерд ума не мог приложить. Пришлось поиграть в хоккей, выбивая его костылем, как шайбу.

Нагибаясь за ним с кряхтением, Вольгерд внезапно почувствовал, что Некрасова совсем рядом.