— Ну хоть фонарик подержи, — попросил Теодор.

— Остань от нее и ломай ему череп, — оборвал его Ди. — Я не собираюсь тут один вкалывать.

— Ладно, фонарик так фонарик, — ответила я Теодору.

Я подошла к комнате и заглянула внутрь.

Обстановка была не особенно шикарная — единственное кресло, прикрученное к полу здоровенными болтами, и все. Правда, кресло было монументальное — в несколько раз больше, чем любое другое, которое я когда-нибудь видела. Возле кресла стояли Теодор и Ди, уже порядком уставшие, но подробностей того, что они там делали, я со своего места рассмотреть не могла.

— Иди сюда, — махнул рукой Ди.

Я подошла, глядя в пол.

— Вот, возьми фонарик, держи вот так.

Машинально я подняла голову — и тут же наткнулась взглядом на Измененного. Дернувшись, я усилием воли заставила себя оставаться на месте. Если даже Теодор может на это смотреть, я тоже смогу. Нельзя, чтобы Ди посчитал меня слабой. Ни за что не убегу отсюда… еще раз.

Тело Измененного, полулежащего на кресле, удерживали широкие металлические полосы. Они охватывали его запястья, предплечья, шею, ноги в трех местах, и еще одна полоса пересекала живот прямо под тем местом, куда ему присобачили дополнительную пару конечностей — тонкие, с десятком, не меньше, суставов, они напоминали лапки насекомого. Перед смертью Измененный просунул их под металлическую скобу на правой ноге, и с одной стороны она уже была оторвана.

Нам говорили, Измененных было сложно убить — видимо, этот прожил достаточно долго и пытался освободиться, даже когда огонь бушевал в комнате и металл нагрелся так, что прожег искусственную сетчатую кожу и вплавился в его ноги.

Мой взгляд скользнул выше, по обгоревшему, покрытому какими-то струпьями телу, плечам с выступающими из них наростами, по шее, на которой виднелись разъемы для подключения чего-то, о чем я понятия не имела, и остановился на лице. В поисках того самого важного импланта Теодор и Ди уже изрядно раскурочили его череп, но я все равно могла рассмотреть опухоль, которая заменяла ему глаза — казалось, Измененный таращится на меня этими глянцевыми пузырями, которые, по словам Теодора, позволяли ему хорошо видеть на высокой скорости.

«Нечувствительность к боли им не сделали», — вспомнила я.

Только потрясающую силу, выносливость, скорость, устойчивость к ядам и токсинам, регенерацию… А значит, он не потерял сознание от дыма, он умирал в огне — очень мучительно и очень, очень долго.

— Так нормально? — спросила я охрипшим голосом, подходя к Ди и поднимая фонарик повыше.

— Да, отлично. Вот так и стой. Мы почти закончили.