Не то чтобы мы опасались англичанина – хотя посудина это отнюдь не проста. Серия стальных корветов, начатая закладкой «Комюса», первой в этом классе кораблей получила броневые палубы. Так что это, по сути, бронепалубный крейсер второго класса, и старичку «Разбойнику» тягаться с ним не по силам – ни в ходкости, ни в калибрах, ни в числе орудий. То ли дело «Кореец» – на пол-узла больше ход, и машины с иголочки. А наши восьмидюймовки, случись что, не оставят англичанину ни единого шанса. Орудия «Комюса», мало того, что заряжаются с дула, из-за чего проигрывают нам по скорострельности, – так ещё и уступают в дальнобойности и кучности стрельбы.

Считается, что английский флот только-только начал обзаводиться современной артиллерией, и проигрывает в этом плане и русским и уж конечно, немцам. И, если бы не наши короткие снаряды… хотя, воевать мы пока не собираемся. А что до слишком навязчивого внимания – ну что ж, пусть таскается за нами по всей Атлантике, если угля не жаль. Конечно, на Мадейре к «Комюсу» может присоединиться посудина посерьёзнее – но, как говорится, «будем решать проблемы по мере их возникновения», Одно хорошо – у англичан заведомо нет радио, так что о нашем курсе приятели английского бронепалубника узнают не скоро.

Х

– В общем, Евгений Петрович, съездил я не зря. Такое змеиное гнездо разворошили – боже ж ты мне, как говаривала тётя Циля из Житомира…

Яша давным-давно освоил правильную московскую речь. Но порой – особенно в настроении раздумчивом, созерцательном, – в его говоре прорывались местечковые нотки. Он сам шутил, что подражает покойному дяде, часовщику Ройзману – правда тот переходил на арго привоза и Молдаванки в минуты раздражения. Корф знал, что при нужде Яша может изобразить хоть сибирский, хоть вологодский, хоть кишинёвский выговор – у молодого человека открылся недюжинный талант к лингвистике.

В мае 1887-го года барон отправил Якова в Париж. Учёбу в русском пансионе, а потом и в Сорбонне, оплачивал Департамент Особых Проектов. Но не стоит полагать, что учёба и некоторые извинительные радости жизни были единственным занятием этого весьма необычного студента.

Необычного? А где это видано, чтобы молодой человек, явившийся из России не говорил по-французски? Тем более, что прехал он не в Ниццу, а в Сорбонну? К концу года Яков уже довольно сносно болтал на языке Дидро и Вольтера, но, увы – его происхождение невозможно было скрыть никакими лингвистическими ухищрениями. В Европе каждая собака знала, что молодые люди еврейской национальности предпочитают учёбу в германских, на худой конец – австрийских университетах. Ну, может ещё итальянских, если речь идёт об изящных искусствах. Но Сорбонна, Париж? Положительно, в этом крылась загадка. Хотя – молодой человек исправно посещал не синагогу в квартале Марэ, а лютеранский собор Сен-Жан…