— Я понял, — улыбнулся Шумер, — что если хочешь изменить мир, начинать делать это необходимо с себя. Если я становлюсь лучше, добрее, значит, часть будущего мира уже здесь, уже существует, это я сам, и остается только продолжить начатое. Ведь все, что во мне, так или иначе переходит в мир.

— Что ты несешь? — нахмурился Бугримов.

Шумер улыбнулся еще шире.

— А еще я понял, что ты часть меня, Виктор, — сказал он.

Бугримов качнулся назад.

— Я? — он неуверенно хохотнул. — Тебя, смотрю, хорошо ножом поддели-то.

— Нет, ты часть меня, злая, себялюбивая, эгоистичная половинка, которой ничего не надо, только бы быть на вершине. Сладко есть, сладко спать и держать всех и вся в кулаке. Знаешь, я отрекаюсь от тебя.

Бугримов фыркнул.

— Ты думаешь, я — нечто несамостоятельное?

— Ты — мое создание, — улыбнулся Шумер. — Часть меня. Гордыня моя.

— Да? А часть тебя может сделать тебе так? — Бугримов схватил Шумера за шею. — И так?

Он сжал пальцы. Шумер, багровея, кивнул.

— Это ничего… не изменит, — прохрипел он.

— Да?

Вокруг них закрутились пыль, окурки, скукоженные прошлогодние листья. Мелкими бусинами полетела вода.

— Тебя нет, — сказал Шумер. — В новом мире… тебя не будет.

— Ой-ей-ей, как страшно.

Бугримов надавил сильнее.

— Этот город — мой. И этот мир — мой. А твоего здесь разве что вот это, — второй рукой он запихнул Шумеру за ворот пальто железнодорожный билет. — Сейчас мы тебя посадим…

Бугримов обернулся.