— Этот чувак, который тута сидел, схоронился за столом, так в него не попали.

— Полагаю, что при повреждении стены купола сработала сирена. Покойник с Марса испугался, — сказал Алик, обдумывая события, — и бежит, спасая свою жизнь, на Марс. Где её теряет.

— Точняк, — кивнул толстяк.

— Невероятно тупо. А вот скажи мне, любезный Саловиц, нет ли в доме какой-нибудь системы видеорегистрации?

— Нема следилок, — развел руками инспектор, — Эти, которые богатые, страсть как не любят, когда кто-то может подсмотреть за тем, что творится у них дома.

— Так и не показывали бы никому, — пожал плечами Алик.

— Та не поможет, — вздохнул Саловиц, — Хакеры, хуякеры, дети, любовницы... кто-нибудь да влезет. Ну или мы получим ордер. В общем, всё, что записали, рано или поздно посмотрит тот, кому не надо. Проще вообще ничего не записывать.

— Но безопасность… — попробовал возразить Алик.

— Граница на замке, — хохотнул Саловиц, — вход сюды охраняется сильнее чем портал в Белый Дом, так что никто посторонний не пролезет. Так что внутре ужо можно резвиться вдосталь — усе свои.

— Хорошо, — кивнул Алик, которому послышалось легкое потрескивание со стороны запечатывающей каверну пломбы, — что у нас дальше в шоу?

Хозяйская спальня находилась в Сан-Франциско, где-то на Пресидио-Хайтс, с окнами, смотрящими в сторону расположенного вдали Моста «Золотые ворота».

Время в Сан-Франциско отставало от Нью-Йоркского времени на три часа, поэтому уличные фонари этого прекрасного города ярко светили в ночи, пока граждане направлялись в районы Марина и Миссия, чтобы разбрестись по барам.

Глядя на кровать, Алик впервые по настоящему оценил роскошь жизни Крависа и Розы Лоренцо — широкий цилиндр, обтянутый черной кожей, основанием которому служил пружинный матрас, был заправлен несколькими слоями королевского пурпурного шелка, кажущимися лепестками пурпурной розы.

Возвышающие над кроватью четыре столба, так-же обтянутые черной кожей, топорщились камерами, направившими на ложе свои насекомьи глазки.

— Нет камер говоришь? — улыбнулся Алик, обходя кровать, — а это тогда что?

— Та они не пишут, — махнул рукой вверх инспектор, — только транслируют.

Алик поднял глаза. Потолок наверху представлял собой круглый экран, практически такого же размера, как матрац. Точнее представлял — до того, как выстрел из дробовика превратил его в розетку из стеклянных кинжалов и снег из разбитого хрусталя на простынях. Обшитая черной кожей стена за кроватью тоже представляла собой экран — покрытый сейчас оспинами от срикошетивших дробинок.