Тарварра легко спрыгнула со стола, приблизившись к отцу. Ее движения были легкими и молниеносными, словно какая-то неведомая сила придала девушке скорости и легкости.

— Попробуй. — Бросила она, вонзая нож, спрятанный в руке за спиной, в живот отцу.

Его глаза мгновенно метнулись к ее лицу, а одна рука обхватила кинжал. Отец издал булькающий звук, пытаясь что-то сказать, что и так было написано в его глазах.

Он не ждал от Тарварры такого поступка, хотя стоило бы.

Кровь хлынула ей на руку, а тело отца обмякло и безвольно осело на пол. Тарварра разжала пальцы, оставив кинжал в отцовской руке, в то время как он распластался на ковре, а его кровь залила потертый дорожный плащ. Глаза, в которых еще светилась жизнь, нашли лицо дочери. Какие чувства в них остались, она не знала, а знала лишь, что в ее душе сейчас повисла тишина.

— Нет! — Неожиданно закричала Тарварра, — Нет, отец! Что ты делаешь!?

Хрипло вздохнув в последний раз, Сайлон уставился в потолок, и его глаза так и остались открыты, а в залитых собственной кровью руках лежал выдернутый из раны кинжал.

Тарварра села на корточки перед его трупом, оглядывая содеянное собственными руками. За сегодняшний день она убила уже двоих, и один из них приходился ей ближайшим родственником. Эта мысль повисла в ее голове, забывшись так же быстро, как кто-то услышал крик Тарварры и уже бежал на помощь.

Пока никто не видел, девушка решила все-таки уважить отца:

— Огонь тебя не забудет. — Холодно прошептала она.

Она не думала, что будет говорить кому-то эти слова — дань великого уважения и почитания, знак того, что человек был действительно дорог, и его больно отпускать. Сказала ли она это искренне? Вряд ли, потому что Тарварра считала, что никто не заслуживает уважения. Даже ее собственный отец.

— Нет, отец! — Воскликнула она, продолжая играть роль несчастной напуганной дочери.

А теперь в нее предстояло войти окончательно.

Дверь резко распахнулась даже без стука, и в комнату залетела пожилая служанка. Она ахнула от увиденного, прикрыв рот рукой, в то время как Тарварра уже выдавливала слезы из своих глаз. Она всхлипывала и шмыгала носом, показательно вынимая из обездвиженных рук отца окровавленное оружие.

— Он безумен. — Проскулила она, — Он сам убил себя! Зачем? Зачем, отец?

На последних словах голос девушки сорвался, в то время как служанка уже опустилась на колени рядом с покойным и посмотрела Тарварре в глаза, впервые без страха, и с какой-то жалостью.

— Госпожа, вы ни в чем не виноваты. — Заверила женщина.

— Я ведь даже ничего не успела ему сказать! — Стонала Тарварра, — Я так соскучилась, а он… Как же так!?