И я закричала — было похоже на комариный писк в гигантской пустыне. Но Богиня меня каким-то образом услышала и ответила: «Хорошо, попрощайся». Я неожиданно получила власть над губами и произнесла:

— Ринс… Убей!

— Зачем? — тут же отозвалась Богиня тоже вслух, после чего я улетела от контроля на другую сторону ее бесконечной вселенной.

Но Ринс услышал, отшатнулся. Нахмурился. Богиня начала что-то говорить, убеждать, но он уже не слушал — уловил мою просьбу, каким-то образом вычленил ее из потока фраз. Понял, что это очень важно — раз я отважилась принести себя в жертву, значит, мой резон настолько весом, что перекрывает страсть к жизни. Отошел дальше, сполз по стене на пол, зажал голову руками и произнес:

— Проклинаю тебя, Катя. Обеих вас… проклинаю.

Мое тело тоже осело, Богиня уже ничего не говорила — видела, что бесполезно. И повторила мысленно и обреченно:

— Зачем?

Я неожиданно успокоилась. Ответила:

— Потому что ты давно мертва, Лайтимерр. Они убили всё, чем ты являлась. Какой ты была раньше и какой стала сейчас — не просто наблюдающей как ради тебя гибнут невинные, но еще управляющей этим. Ты, прежде оплакивающая даже преступников, теперь не считаешь жертвы. Твоей вины нет, но это не отменяет факта — ты давно мертва. И погибнешь вместе с миром, который собралась уничтожить. Не ври — больше врать не получится. Тебе некуда идти дальше. Рожденную созидать сделали инвалидом, ты Мать, которую оставили бесплодной. Но я разделяю твое горе, всю эту несправедливость. Потому разделю и смерть — уж точно не собиралась я погибнуть в настолько подходящей мне компании. У нас пара часов максимум — целая вечность.

Она вдруг усмехнулась, но улыбка не отразилась на губах.

— Пара часов у тебя — проклятие Ринса мне не страшно, моя сила многократно больше его. Он назвал твое имя, хотя при переплетенном сознании это не имело никакого значения — нельзя проклясть одну, не зацепив другую. А мою силу ему не одолеть, он прекрасно это понимает. Но когда погибнешь ты, перестанет жить тело. И тогда я последую за тобой, если не выйду из него.

— И снова окажешься наедине со своей беспросветной вечностью, — я тоже улыбнулась ей.

— Нет, конечно, не окажусь. Ладно, это тоже выход из темницы, ведь во всем остальном ты права. Пусть будет так. Тем более в приятной компании.

Наверное, она специально не открывала глаза. Зачем мне смотреть на Ринса и страдать еще от его мучений? Потому я продолжала мысленно общаться с непостижимой собеседницей:

— А ведь меня называли выживанкой, представляешь, Лайтимерр? И вот я здесь по собственному решению. Повод гордиться или смеяться?