К нему имелся браслет, столь же простой с виду обруч, к которому крепились три каплевидных камня.

…или все же жемчуга?

Есть темные, почти черные. Комплект, поднесенный Никанором на пятнадцатую годовщину их свадьбы. И примеряла его Анна всего-то пару раз… но с платьем не сочетается, да и при дневном свете жемчуга будут казаться серыми, больными.

Она вздохнула и с сожалением отодвинула шкатулку.

…там были где-то и рубины, и тяжелые украшения из янтаря, исполненные в народном стиле, что было модно лет этак десять тому.

Фероньерки.

Фермуары.

Шифры, усыпанные мелкими каменьями. Подвески-банты и крученые запястья. Надо будет вызвать кого, чтобы переписали это добро и разложили, как принято, по футлярам. А футляры отправить в банк, поскольку это как раз разумно…

Изумруд покачивался на тонкой цепочке.

В темной зелени камня тонул свет, и сам камень казался почти бездонным. Подумают… какая разница, что о ней подумают. Анна вдруг поняла, что она совершенно точно не понравится соседям. Так к чему оно?

…она угадала.

Ее платье.

Ее украшения.

Сама она, со своей тростью и проклятьем никак не вписывалась в молчаливое великолепие этого дома. Он же, еще помнивший времена иные, куда более простые, как и нрав прежней хозяйки, стремительно менялся. Обнажились мраморные полы, засияли. И лестница будто бы стала шире, выше. Легли у подножия ее мраморные звери, на которых Аргус поглядывал с явным неодобрением.

А под потолком воссияла хрустальная люстра.

Здесь и пахло иначе: лоском и воском, свежестью и самую малость — дорогим табаком.

— Интересно, — сказал Глеб, которого вовсе не приглашали, но теперь Анна лишь порадовалась, что решилась просить о сопровождении.

И пусть эта просьба вновь же нарушала неписанные правила, но ей было спокойней.

Цокали по паркету — надо же, дубовый и выглядит отнюдь не вчера положенным — когти Аргуса. Мягко касалась дерева трость Анны. И на них, таких невероятно жалких, с немалым интересом взирали сановитые предки хозяев дома.