Ответ читается по губам, которые дрогнули, но не произнесли ни слова. А Елена поворачивается к окну. Она смотрит на Анну, и хмурится, и силится улыбнуться, и кажется, недовольна, что у их с Глебом беседы есть свидетель.

— Возможно, она права, так будет лучше для всех.

— Для меня не будет.

— Ты упрям.

— А ты…

…бестолковая.

И безголовая. И злиться на нее не выходит, потому что в темных глазах блестят слезы. А Глеб никогда не умел успокаивать плачущих девочек, даже тех, которые уже женщины, но все равно еще девочки. И, наверное, обнимать ее не стоило, потому что слезы прорвались, потекли. Елена уткнулась в плечо. Она мелко вздрагивала и всхлипывала. И Глеб беспомощно посмотрел на Анну, а та покачала головой.

Наверное, стоило лишь подождать.

Наверное…

— Елена… — госпожу Верещагину-Серпухову Господь одарил миловидной внешностью и сочным басом, который с этой внешностью несколько дисгармонировал. — Мне сказали… у нас гости… и ты могла бы предупредить, что ждешь брата.

Елена замерла.

И всхлипнула тихо-тихо. И из-за этого всхлипа у Глеба появилось стойкое желание убить госпожу Верещагину-Серпухову, которая за прошедшие годы изменилась мало. Разве что белая кожа стала еще белее, а на шее появились едва заметные морщинки, справиться с которыми не были способны и лучшие из зелий.

Выглядела она моложе невестки.

И держалась уверенней.

— Если бы вы соизволили предупредить, — веер хлопнул по ладони, и звук вышел тихим, но резким. — Мы бы встретили вас подобающим образом.

— Ничего. И так неплохо, — Глеб неловко провел рукой по волосам сестры. — Я пришел забрать Елену.

— Даже так?

Взгляд холодный. Расчетливый. И удивленной хозяйка дома не выглядит, скорее слегка раздосадованной. Конечно, одно дело отправить неугодную невестку в монастырь, это вполне себе прилично, и совсем другое — позволить пойти неприятным слухам.

— Собирай вещи, — Глеб подтолкнул Елену. — Или не собирай. Твой гардероб давно стоит обновить…

Легкая тень скользнула по лицу госпожи Верещагиной.