— Здравствуй, — Глеб сам себе кажется эхом.

Ее рука поднимается, касается лица и падает безвольно.

— Зачем ты приехал?

— За тобой.

— Зачем?

Странный вопрос. Потому что должен был. Ему-то казалось, что жизнь Елены устроена. Она ведь любит. И любима. И любовь эта способна преодолеть все, начиная от недовольства родных ее супруга, — кому охота принимать в род ту, чья кровь запятнана безумием? — и заканчивая непониманием света.

Он сам отошел в сторону, чтобы не мешать этой любви.

…вы же понимаете, что ни к чему привлекать внимание… и без того все сложно… я, конечно, вижу, что ваша сестра — прелестнейшее существо, и верю, что тьмой она не тронута, но поступок вашего отца… а уж слухи, которые ходили. Есть ли в них хоть доля правды?

Тогда Глеб солгал.

Просто не поверил, что тот низкий человек, тяготевший к табаку с тяжелым ароматом, поймет.

…бесконечно рад слышать… и все же… не поймите превратно, я бы предпочел, чтобы вы… не вмешивались в жизнь молодых.

И Глеб отбыл к проклятой границе.

— Почему ты раньше не написала? — он хотел взять Елену за руку, но та спрятала руки за спиной.

— Я писала.

— О пустяках. Не о проблемах. Наталье ты сказала…

— Она велела тебя не беспокоить, — взгляд искоса, в котором видится недоверие. И все же губа дрожит. Она так и не научилась держать маску, и этот факт несказанно обрадовал Глеба. — Она…

— Нашла тебе подходящий монастырь, — сказал он.

И Елена кивнула.

— А тебе и вправду туда хочется?

Нет.