И вдруг мать сдвинулась с места. Словно проплыла над землей и опустилась рядом с дочерью так просто и расслабленно, как рядом с подругой. Оперлась ладонью о землю.

— Если он не станет жрецом Велеса, то его участь немногим лучше участи князя.

— Я слышала. Слышала Велеса, — тут же вспомнила Гроза. — Наверное… Он говорил, что я должна его спасти. Но как — я не знаю. Я не могу убрать знаки Чернобога с его тела. Не могу вернуть доверие его родичей. А они смотрят на него… Как собаки одичалые.

— Твоя судьба смутна, Гроза, — проговорила мать задумчиво. — Я могу видеть в ней только один конец. Тот, что сделает тебя вилой. В человеческих жизнях я вижу только смерть. И в конце жизни каждого мужчины, что свяжет себя с тобой, она есть. Если они не отпустят. Но воля богов мне не ведома. Я не пряха Макоши. Я всего лишь дух.

— Я могу что-то изменить?

— Ты можешь попытаться, — вила пожала плечами. — Но ни у кого еще не получалось преодолеть зов реки.

Гроза отвернулась от нее, снова скользнув взглядом вдоль озерной глади, в которой так ясно отражались деревьи и острая осока по краю берега. Можно было догадаться, что мать не сможет или не захочет помогать. Такова ее суть: она делает то, что завещано богами с самых незапамятных времен. Коснулась легкая ладонь затылка. Гроза дернулась было вперед, чтобы отстраниться, но не сумела.

Тонкие пальцы зарылись в волосы — и пришло успокоение, накрыло теплой волной, качая, пока Гроза не перестала видеть хоть что-то вокруг себя. Так хорошо, ничто не тревожит — только переливающийся сияющими нитями мрак и бесконечность впереди. Здесь можно остаться на век.

— Гроза, — пробился сквозь туман беспамятства мягкий голос. Но все ж звенела на самом крае его тревога. Словно острием игольным поблескивала, будоража нутро, заставляя поскорее очнуться. — Грозонька моя. Девочка…

Она заворочалась, чувствуя колючую траву под спиной, что при каждом движении пронзала мокрую ткань рубахи. Странно. Разве шел дождь? Гроза еле взмахнула слабой рукой, чтобы убрать с лица прилипшие пряди волос — и натолкнулась на твердое плечо. Такое горячее, почти обжигающее — сквозь зябь, что мелко сотрясала тело в объятиях легкого ветра, который гулял над землей.

Она бездумно скользнула по широкой шее вверх, коснулась мочки уха и провела большим пальцем по линии подбородка, еще не открывая глаз.

— Измир, — шепнула.

Крепкие пальцы сжались на запястьи. Мужчина убрал ее руку резким движением — и тогда только она смогла разлепить веки, чтобы посмотреть на него.

— Я не Измир, — хрипло и низко проговорил Владивой.