Зов Зимы, принятое решение. Парк, река и вьюга. Мысли, что путались, переплетались — и не разобрать, где свои, а где вкрадчивый, уверенный шепот богини. Сопротивляющаяся сущность. И ледяная вода завершающим аккордом.

Эжени отодвинулась от Дэсмонда, села. Заглянула под одеяло, провела по своим волосам. Одежды нет, светлые пряди растрёпанные, но сухие. Сущность затаилась обиженным ребенком, стыд, досада, вина и недоумение теснились внутри.

— Что произошло? — вроде и чувствует себя как обычно. Разве так должно быть у тех, кто поддался зову Зимы?

— Ты провалилась под лед. Ройс тебя вытащил, и он вместе с Алионор привезли тебя домой.

— Али? — и Ройс?

— Алионор заподозрила неладное и пошла за тобой. Ройс сегодня дежурил при вас, я позвонил ему, попросил глаз с тебя не спускать.

— Так они оба проследили за мной?

— Да, хотя и по отдельности. Однако когда они добрались до парка, началась метель и они не сразу тебя нашли.

— Зима не хотела отдавать свою добычу, — пробормотала Эжени.

— Полагаю, таким образом она до сих пор мстит твоему роду за неверность своего супруга.

— Но я… — поддалась. Или не совсем?

Дэсмонд тоже сел, обнял за плечи, привлекая к себе. Ни сил, ни желания сопротивляться нет, и Эжени уткнулась лбом в мужскую грудь, вдохнула исходящий от рубашки слабый запах парфюма с ноткой имбиря.

— Ты удержалась. На самом краю, но удержалась.

— Как? — почему-то вопрос этот не давал покоя. Она ведь чувствовала, как затягивает неумолимо снежная бездна равнодушия, как смыкаются створки капкана Зимы.

— Сейчас это неважно. Главное, что удержалась… и больше я тебя не оставлю, — Дэсмонд говорил негромко, но твердо, убеждённо.

Опять.

— Дэсмонд…

— Эжени, — он отстранился чуть, обхватил лицо Эжени горячими ладонями, посмотрел внимательно в глаза, — неужели ты не хочешь даже попытаться? Всего лишь попробовать?

— А если…

— Без «если», Эжени. Я тебя прошу, не надо за меня решать, устану я от тебя или нет, уйду или останусь, случится это через год или через полвека. Не надо прогнозировать плохой конец пути, даже не ступив на него, не надо отказываться от собственных эмоций только потому, что тебе кажется, будто так легче. Это не облегчение, а эгоизм и малодушие. О маме ты подумала? О том, что с ней стало бы, вернись ты другой? Все твои чувства умерли бы и дочерняя любовь в том числе. Однажды ты сочла бы, что мама лишь обуза, отнимающая твоё время, тебя утомили бы её укоризненные взгляды, неодобрение и осуждение. И ты спокойно, без малейшего сожаления забыла бы о ней, как забывала бы обо всём, что тебя не интересует. Я не преувеличиваю. Я навёл справки, насколько это было возможно в условиях дефицита информации. Те, кто поддавался зову, рано или поздно бросали старую жизнь, друзей и родных и уезжали на север. Многих из них больше никто никогда не видел. Я могу только предполагать, что с ними дальше делает Зима, но неужели ты на самом деле считаешь, что такой исход лучше возможности обжечься?