— Ты вернёшься? Когда-нибудь?

— Куда?

— За мной. В следующую Жатву, например. Я вижу, что тебе тяжело. Вижу, что тебе легче прогнать меня, а не говорить, но я не верю тебе, Гран. Ты и сам себе не веришь, поэтому, пожалуйста, приходи, как сможешь. Я угощу тебя чаем. Ну, бывай.

Анжей сделал первый шаг, сдерживая слёзы, сжимая кулаки. Голова вновь кружилась, в горле стоял ком, никакой ясности мысли, кроме совершенного детского: “Ну и ладно! подумаешь! тогда я пошёл домой!”

Он сделал второй шаг и услышал, как хлопнула дверь.

Сделав третий шаг, он ступил на рыжую листву осени.

Глава пятнадцатая. Гадания. Анна

Глава пятнадцатая. Гадания. Анна

Храбраямаленькая “Чайка” резво скакала по волнам, подгоняемая восточным ветром. Овечка стояла на носу кораблика и смеялась, наслаждаясь ощущением полёта.

С тех пор, как они снова оказались в дороге, ей хотелось петь и плясать от ощущения всеобъемлющей свободы, и одновременно ей было бесконечно стыдно перед Анжеем, перед домом детства и перед тётей и дядей за эту весёлую искру.

Сгоревший дом — это ужасно, и она всю ночь плакала из-за ушедшей части своего детства.

Но больше её ничто и нигде не держало, не надо было возвращаться с первым снегом куда-то, даже если ей совсем не хотелось (это случалось редко, но случалось).

Но с другой стороны, она больше никогда не увидит свою маленькую ферму, не услышит скрип половиц, тёплый запах пирога, и та роща, где они с Анжеем так часто играли в разбойников, больше никогда не зацветет.

Радость её сдуло порывом ветра, и весёлые пляски корабля перестали доставлять удовольствие. Овечка отошла и села на табурет, ухватившись за канат. Её удавалось утешать себя одним лишь воспоминанием: выражением лиц этих ублюдков-коллекторов, когда она им сообщила, что нет их вожделенного дома.

Хотя радость сомнительная — его же теперь ни у кого нет.

Им предстояло плыть ешё несколько часов, и Вражка с Анжеем спустились вниз, в каюту, отдыхать. Гран дремал на палубе, свернувшись клубком под бочкой, как последний бродяга. Спускаться вниз он отказался, аргументов не привёл, и вот теперь пытался не продрогнуть под холодными морскими брызгами.

Овечка поднялась к капитану Шему.

Бравый моряк стоял за штурвалом, сжимая в зубах трубку. Обветренное его лицо светилось добродушием и отвагой. Его сын сидел рядом на ящике и плёл сеть.

— О, Овечка! Иди сюда, малышка, мы скоро уже прибудем, — пробасил Шем.