Алех подскочил к Лине, взял её ладони в свои, тёплые и шершавые.

— Моя госпожа! Слава Мотыльку, вы в порядке! Мы просто сами не свои были, когда к нам прискакал гонец и сказал, что вы пропали! Мчались так, что олени чуть замертво не рухнули, а как приехали — вот вы, спите на кровати, живая, но в крови. Что случилось? Что произошло? Вас никто не обидел?

Лина пожала его ладони.

— Не обидел. Не успел. Дядя, скажи, Ведана пропала? Она хотела меня убить?

Слова прозвучали так буднично, словно это было не горькой правдой, а неотъемлемым правилом жизни.

Алех отпустил её руки, отодвинул стул. Лина подавила в себе желание проглотить все блины разом и принялась орудовать ножом и вилкой, слушая дядю. В крыльях сидеть было не очень удобно, но снимать их не хотелось.

Дядя кивнул.

— Да. Думаю, она была посланницей Баграта и хотела, чтобы ты заблудилась в лесу. Все были слишком поглощены твоими поисками, чтобы задержать её… Хотя, м, следовало её казнить. Мы найдём её, когда придём в город. Найдём и казним, Лина.

— Казним. Опережу тебя: знаю, мне не следовало ей доверять.

— Да, — дядя сделал глоток вина. — Не следовало. Все, кому ты можешь доверять, находятся в этой комнате. Ещё, возможно, Ольха. Кстати, где она, Алех?

Лине очень хотелось бы, чтоб её голос звучал как у настоящей правительницы: холодно и строго, но всё же при следующей фразе он предательски дрогнул:

— Она мертва.

На лицах её собеседников отразилась тень испуга, и княжна начала свой рассказ. Говорила без утайки, признавая собственную глупость и наивность, упустив лишь момент с рыданиями.

К концу рассказа свеча прогорела наполовину. Алех слушал, порываясь что-то сказать, но останавливая себя. Дядя просто поджимал губы, хмуро глядя на пламя.

— Можно я дотронусь до них? — спросил он, указывая на крылья.

— Конечно.

Дядя потрогал перо, но тут же отдёрнул руку.

— Что случилось, дядя?

— Неприятное ощущение. Будто твой Свет начинает дрожать. М, у тебя такого нет?

— Нет. Я чувствую рябь от них, но она меня не коробит.