Во второй раз Ельга-Прекраса приехала к переправе тем же вечером, на закате. Ее привез Ратислав – она только училась ездить верхом и еще не решалась на самостоятельные вылазки. Рагнвальд, его отрок, вез большой короб, в котором была часть приданого Прекрасы – все те рушники, сорочки, пояса, что она наготовила за две-три зимы в Выбутах. Как она и думала, они ей почти не пригодились. Хорошие беленые сорочки можно носить самой, но подарила она только одну – Ельге-Полянице, в знак вступления в родство с единственной сестрой мужа. Та в ответ поднесла ей сорочку, отделанную красным узорным шелком из греческих земель. Обменявшись дарами, носящие одно и то же священное имя, они должны были стать близки, почти как единое целое, но Прекраса чувствовала, что они далеки, словно их разделяет море. Одна из них родилась на вершине, куда второй лишь предстояло вскарабкаться.

– Не будет она мою сорочку носить, – грустно сказала Прекраса мужу, когда они вернулись в свою новую избу. – Простая слишком, да и здесь по-другому кроят, ты заметил?

– Ничего, лада моя! – Ингер обнял ее и прижал ее голову к груди. – Станешь княгиней – и все будут по-твоему сорочки шить. А уж от тебя в дар получить за великую честь почтут.

Сейчас подносить киевским женам простые сорочки и пояса Прекраса не решилась – подумают, будущая княгиня смеется над ними, предлагая такие непритязательные дары. Что было бы хорошо в Выбутах, выйди она за кого-то из тамошних рыбаков или оратаев, то в Киеве, при ее нынешнем положении, никуда не годилось. Дарить боярыням стоило шелка и узорочья. Кое-что из этого у нее было: Ингер забрал из Холмогорода немалые богатства, оставшиеся от отца и деда, да и в ларях Ельга Вещего сыскалось немало дорогих вещей. А для своего девичьего приданого Прекраса нашла другое применение.

Вечерняя заря багряным пламенем растекалась по небу, зажигала золотом широкий Днепр. Прекраса велела Ратиславу и отрокам увести лошадей к избушке перевозчиков и ждать ее там.

– Не боишься? – спросил ее Рагнвальд. – Темнеет уже, а тут место чужое.

– Ты кричи погромче, если что, – добавил его брат Ингвальд. – Мы услышим, прибежим.

Прекраса улыбнулась: за эти месяцы отроки Ингера привыкли к ней и готовы были защищать. Но для успеха в этих местах, на пути к княжьему столу ей требовалась иная дружина.

Шагов за пятьдесят от переправы она нашла подходящее место, где между ивами и кустами можно было приблизиться к воде. Открыв короб, она вынула рушники, белые сорочки, цветные пояса и стала развешивать все это на ветвях старых ив, поближе к воде.