— Я… не могу, — покачала она головой.

— Почему?

— Потому что… так будет лучше.

Она молчала, глядя в пол, и пытаясь справиться с бешено бьющимся сердцем.

Она не его боится, она себя боится.

— Ладно. Ладно, — произнёс он разочарованно и печально, — ну хоть вина-то ты можешь со мной выпить? Дядя Тибор принёс в качестве утешения, решил приободрить меня в своей обычной манере. Он считает вино лекарством от всех бед, ты же знаешь. Но ему я хотя бы могу верить — оно точно не отравлено. Только я не хочу пить с ним, и в одиночестве тоже… а мне бы хотелось напиться до бесчувствия, — он откупорил бутылку, налил два бокала и протянул один Иррис, — за что будем пить?

Она осторожно взяла бокал, по-прежнему не переступая черту.

— За то, чтобы всё получилось, — тихо произнесла, глядя на янтарный напиток, — за то, чтобы ты вышел отсюда.

Он отозвался эхом:

— За то, чтобы всё получилось, — и выпил бокал до дна.

Она тоже сделала несколько глотков. Альберт порылся в корзинке, достал пару яблок и протянул одно Иррис. Прислонился к стене и стал молча её разглядывать.

— Почему ты так смотришь? — она вдруг смутилась.

Кровь прилила к щекам, заставив отвести взгляд и изучать надкушенное яблоко. Стало жарко…

— Потому что вдруг подумал, что даже рад тому, что я здесь — кажется, впервые нам никто не мешает быть собой и говорить то, что мы думаем. Разве нет?

— Странно, но я… думала именно об этом, когда шла сюда, — ответила она тихо, снова смутилась и допила вино из бокала.

Может, бессонная ночь, может, волнения последних дней, может, страх, а может, всё вместе, но она внезапно почувствовала, как стремительно пьянеет, как хмель разливается в крови необычным жаром и лёгкостью, и смущение стало отступать. Наоборот, появилась какая-то отчаянная смелость и желание сказать ему всё, как есть. Что она будет молиться о нём каждый день, что ради него она вытерпит эти три года, что она не забудет его, пусть только он останется жив! Ей так много нужно ему сказать!

Она вздохнула, глядя на светлые квадраты зарешеченных окон — утро разгоралось, и в башню уже прокрался робкий рассветный луч, выхватив перекрестье балок под потолком.

— Вот как? — он улыбнулся. — Ты надела моё кольцо…

Она посмотрела на руку. Сапфир — его подарок.